Шрифт:
– Ты очень мил, Клод, - ответила она.
– Мне действительно стало легче теперь, когда я знаю, что о Момо позаботятся. Я так благодарна тебе.
Коль скоро она так расчувствовалась, казалось кроткой и покладистой, он мог и сам проявить порядочность.
– Слушай, Альвина, прости меня...
Она придвинулась чуть ближе. Легкая призрачная морщинка пролегла у нее меж бровей:
– О, нет, не говори так, дорогой, тебе не за что извиняться. Я получила по заслугам.
– Ты в самом деле так думаешь?
Он не переставал удивляться.
– Я знаю, что заслужила быть убитой. Я была просто невыносимой женой тебе.
– Да нет, что ты!
– Нет, это именно так! Я стала сущей ведьмой. Я не сознавала это, когда была жива, но теперь вижу ясно. Я была эгоистична, упряма, сварлива, всегда хотела настоять на своем и устраивала сцены, когда мне это не удавалось. Но хуже всего то, что я мало любила тебя. Разве ты не согласен с этим маленьким каталогом, дорогой?
– Да, но...
– Ты поступил со мной по-справедливости, Клод!
– Альвина!
– Именно так - и точка. Я заслужила, чтобы быть убитой.
– Ну зачем ты так?
– Это правда. Вот это я и хотела сказать тебе, милый, и потому прощаю тебя от всего сердца.
Он уставился на нее с недоверием, и вновь ощутил тот давешний легкий озноб. Однако сейчас это был не страх. Тогда что же? Когда сталкиваешься с таким великодушием и терпимостью... это просто вызывает забавное чувство, вот и все.
– Послушай, Альвина...
– начал было он. Но она исчезла. Момо жалобно скулила и неистово металась по комнате от стены к стене, словно искала что-то такое, чего там уж больше не было.
– Собаку я в квартиру не пущу!
– заявила Элис. Она была сегодня в пурпурных тореадорских штанах и стояла подбоченясь, преграждая вход в дом. Когда она встряхивала головой, темная грива волос колыхалась у нее за спиной.
– Но, ангел мой, - говорил Клод, - это собака моей жены.
– Знаю, - огрызнулась Элис.
– Я не люблю собак, а твою покойную жену любила еще меньше.
– Но, ангел, я не могу оставить собаку дома одну! Я должен о ней заботиться.
– С какой стати?
– в темных глазах Элис вспыхивали электрические искры.
– Почему ты не избавился от нее?
– Я обещал...
– Что?!
– Ну, я как бы дал себе такое обещание после смерти жены. Это единственное, что я мог сделать. В конце концов, я виноват перед ней. Постарайся понять, ангел мой, не будь жестокой. Все получилось так, как мы хотели, теперь нам никто не мешает. Я свободен. Только ты и я, мы вдвоем...
– Втроем, - поправила она.
– Ты, я и собака.
– Но теперь нам все равно лучше, чем прежде, правда? Что-то переменилось. Пожалуйста, впусти меня, ангел мой!
Она смерила его долгим презрительным взглядом, потом резко повернулась и ушла в дом, тем самым позволив ему войти. Он проскользнул внутрь, таща за собой на поводке Момо, и затворил дверь.
То, что ее впустили, не очень обрадовало Момо. Она улеглась под дверью, укоризненно глядя на Клода и тихо ворча. Клод, не обращая на нее внимание, последовал за Элис и уселся на диван.
– Ты наконец-то уделил мне толику своего драгоценного времени, процедила Элис.
– Пойми мне надо быть осмотрительным, ангел мой, я все же вдовец и якобы в трауре...
– Целых три месяца! Не слишком ли долго?
– Возможно, я слишком осторожен...
– Воистину!
– Прости меня, ангел мой!
– он протянул к ней руки, но она увернулась от его объятий.
– Неужели ты не простишь меня? Я разрывался между предосторожностью и страстью, поверь мне!
– И осторожность взяла верх!
– Пусть будет так. Но все уже позади. Давай наверстаем упущенное, а?
– Боюсь, что я не в настроении, Клод.
– Элис, я решился на многое ради тебя, я очень рисковал. Кажется меня можно бы простить за небольшую предусмотрительность при таком положении дел.
– Я ничего не прощу тебе и не позволю играть на моих чувствах, Клод Криспин. Ты не должен был бросать меня на целых три месяца!
Упреки ее были внезапно прерваны пронзительным лаем Момо. Клод взглянул на собаку и обнаружил, что она сидит на задних лапках, блестя глазами и виляя хвостиком. А напротив них, на стуле, примостилась Альвина.
– Так это и есть та женщина, ради которой ты убил меня, Клод? спросила она.
– Альвина!
– изумился он.
– Ты назвал меня Альвиной?
– возмутилась Элис.
– Дорогой, - объяснила Альвина, - она не может меня видеть. Если ты будешь разговаривать со мной, она решит, что ты тронулся умом. Я буду вести себя тихо. Не обращай на меня внимания.
– Что с тобой, Клод?
– осведомилась Элис.
– Так, ничего, просто немного расстроен.
– Она очень хорошенькая, - заметила Альвина.
– Намного красивей меня, и совсем другого типа, более романтического и волнующего.