Шрифт:
– Маша, одевайся, – скомандовала Раиса.
– Ээээ… это не самая хорошая идея взять туда Машу, – Анжела села за стол и принялась задумчиво теребить скатерть. – Мать моей двоюродной сестрёнки – родная сестра моей мамы. И она не очень любит Машу, так как хорошо помнит ее мать. Она и с моим папой едва здоровается после того, как он признался, что мать Маши…
– Достаточно! – оборвал ее Амир. – Мы поняли. Значит Маша останется дома со мной. А вы поезжайте. Сейчас сообщу водителю, чтобы машину подготовил.
Мы с Амиром остались наедине за столом. Он отпил чай, пристально глядя на меня поверх чашки. По спине пробежал холодок. Я вскочила и принялась убирать со стола, стараясь не встречаться с ним взглядом. Я как раз перемыла всю посуду, когда Раиса и Анжела, оживлено болтая, быстро пошли к воротам. Послышался звук отъезжающей машины.
Всё! Мы наедине. Я быстро поднялась в свою комнату и заперла дверь на ключ. Что делать, если он придёт? Сказаться больной? Соврать, что голова болит и акклиматизация еще не закончилась? Да, это выход.
Ручка двери заходила ходуном.
– Марья, открой! – послышался из-за двери голос Амира.
Сердце ухнуло в пятки. Пытаясь восстановить дыхание, я медленно произнесла:
– Мне очень болит голова. Хочу отдохнуть.
– Я просто посижу рядом. Нужно поговорить, – он снова начал дергать ручку двери.
Какое счастье, что я догадалась запереть дверь! Но радость моя была недолгой. Щелкнул ключ в замке, ручка повернулась и Амир распахнул дверь.
– 16 -
Казнить нельзя помиловать
– Ты чего закрываешься от меня? – Амир зашёл в комнату.
– Не люблю открытые двери. У меня агорафобия – боязнь открытого пространства.
– Это зря. Твоя дверь должна быть всегда открыта для меня, – улыбнулся он. – И бояться ты должна только одного: моего гнева и неудовольствия. Дай лоб пощупаю. Может, заболела? В октябре у нас здесь очень много вирусов, – он положил руку на мой лоб. – Нет, всё в порядке.
– Я просто плохо спала. Хочу отдохнуть. Не мог бы ты оставить меня одну?
– Вообще-то мужья и жены обычно спят вместе, – он обнял меня и прижал к себе. – Ты бы начала привыкать, что ли? Хочешь отдохнуть? Вместе и отдохнем. Разденься, будет удобнее, – он расстегнул красный пояс на моей талии.
– Да я так прилягу. Просто полежу немного и всё, – я попыталась выскользнуть из его объятий.
– Так не нужно, – он взялся за верхнюю пуговицу моей блузки. – Дай хоть посмотреть на тебя.
– Нет! – я схватила его руку и попыталась убрать от пуговицы.
Мне не удалось даже чуть-чуть сдвинуть его пальцы.
– Какая ты недотрога! – он перехватил мою руку второй рукой. – Раньше это забавляло. Но сейчас начало подбешивать. Всему есть предел, Машенька.
– Пожалуйста, оставь меня одну, – взмолилась я. – Очень голова болит. Мне нужна таблетка.
– Тебе нужен мужик. Причем давно. Оттого у тебя и голова болит. Дозрела, а рядом никого. Это хорошо что ты меня дождалась и никому не дала. Но сейчас хватит ломаться, слышишь? – он попытался поцеловать меня.
Я в этот момент хотела упереться руками ему в грудь и невольно сделала шаг назад. Забыла, что он до сих пор крепко держит мою блузку. От движения назад тонкая ткань затрещала, пуговицы посыпались на пол и блузка распахнулась.
– Я тебя предупреждал, что со мной играть нельзя. И сопротивляться тоже! – глаза Амира вспыхнули, лицо пошло красными пятнами.
Он схватил меня за грудь и толкнул на кровать.
Я упала на спину, немедленно перекатилась на край и хотела вскочить . Но он бросился на меня, коленями придавил мои ноги, разорвал на мне юбку и взялся за трусы.
– Нет, не нужно! – закричала я. – Пожалуйста!
– Мы почти женаты, – зарычал он, целуя меня в шею. – Сейчас или через две недели – какая разница? – одной рукой он разорвал на мне белье.
Я сопротивлялась изо всех сил, но он был огромный, тяжелый и вообще никак не реагировал на мои попытки сбросить его с себя. Он их просто не замечал. Рыча от возбуждения, Амир целовал мою грудь, шею, живот, бедра. Потом навалился всем телом, прижал меня к кровати и я вдруг почувствовала, как он возбуждён. Еще немного – и я, действительно, стану его женой.