— Это не Эамон, это я… Точнее, это мои люди.

— Тем более. Вчера я сам не знал, доберусь ли до поместья, про которое рассказала тэйрна Кусланд… Наша сестра по ордену, надо же.

— Так вышло.

— Да, мне уже пересказали. Винн весьма словоохотлива… Сегодня я чувствую себя почти здоровым…

— В зеркало давно смотрел? — не удержался Алистер.

— Чего мне туда смотреть, не девица. Я старше вас обоих, значит, последний удар мой. Но как тут загадывать, когда нас всего трое, а схватка выйдет нешуточная?

— Это точно, — Алистер хлопнул его по плечу. — Отдыхай. А с Архидемоном ближе к делу разберемся.

И все же, когда он выходил из комнаты, внутри по-прежнему сидела постыдная радость — возможно, все, так или иначе, решится без него. Алистер отогнал эту мыслишку, вспомнил, что Элисса просила поговорить до конца дня, и поспешил к ней.

— Скажи, что не я один чувствую себя последней сволочью, — заявил он вместо приветствия.

— Не ты один, — кивнула она. — Но с этим можно разобраться позже.

Она придвинула стопку пергамента и чернильницу.

— Записывай. Имен много, вечером придется выучить, кто есть кто.

— Это ты так заботишься, чтобы я не страдал от бессонницы?

— Можешь считать и так… Это родственники тех людей, которых мне довелось увидеть в подвалах Хоу. Завтра нам надо будет с ними встретиться, и разговаривать будешь ты.

— Почему я? — не то, чтобы Алистер не догадывался, почему.

— Из особняка Хоу их вывела сер Коутрен, я не могла, сам понимаешь. Но все они помнят, что дверь клетки открыла Серый Страж.

— Не тэйрна?

— Нет, — девушка покачала головой. — Серый Страж. И поэтому говорить будешь ты — как старший по Ордену.

— Да ну? — Алистер прищурился. — Не как Тейрин?

— Пока — нет. Но когда об этом объявят, они тебя вспомнят.

— А меня-то и не спросили.

Элисса помолчала, чуть склонив голову. Потом перевернула часы на камине.

— Здесь песка на насколько минут — но тебе хватит. Сейчас я уйду… А ты за эти несколько минут честно ответишь сам себе — хочешь ли ты корону. Просто — да или нет.

— И если "нет"?

— Тогда завтра я буду разговаривать с этими людьми сама — как Серый Страж, с Логэйном все равно придется что-то решать. Править будет Анора.

— И?

— И все. Остальное — не твои проблемы, — она взялась за ручку двери.

— Погоди, — сказал Алистер. На самом деле он уже знал ответ. — Мне не нужны эти минуты. Да.

Элисса невозмутимо кивнула, возвращаясь к столу, но Алистер заметил, как она украдкой вздохнула.

— А как же крайне неудобные живые герои? — не удержался он.

Элисса пожала плечами.

— Это в самом деле были бы уже не твои заботы. Полагаю, с Собрания Земель ты бы живым не ушел… Я бы постаралась, конечно, изо всех сил, но…

Алистер приподнял бровь.

— И не предупредила?

Элисса хихикнула.

— Чтобы ты точно отказался, иначе, не ровен час решат, что испугался?

Алистер покачал головой. Уела. Придвинул чернильницу.

— Рассказывай.

Она перечисляла имена и земли, родственные связи Алистер старательно записывал, и в который раз поражался наглости Хоу. Вздернуть на дыбу сына банна? Запереть храмовника? Посадить за решетку сына эрла? Впрочем, этого не жаль…

— А зачем ты выпустила Вогана? — О том, что именно этот сластолюбивый мерзавец спровоцировал бунт в эльфинаже, он слышал несколько раз, пока болтался по трактирам, изображая наемника.

— Зевран о нем позаботится. Но после Собрания Земель.

Алистер поднял взгляд от пергамента.

— Порой ты меня пугаешь.

Девушка очень невесело усмехнулась и ничего не ответила.

Половину следующего дня они провели в городе. Алистер честно затвердил урок, так что мог словно бы небрежно спросить о здоровье какого-нибудь дальнего родича или о том, как дела у соседей. И каждый раз на вопрос, как отблагодарить Серых Стражей за то, что спасли… не дали пропасть… принесли весточку… внутренне кривясь приходилось изображать самую простодушную физиономию, на которую он только был способен и разводить руками — мол, мне-то лично ничего не надо, просто не мог пройти мимо такого вопиющего безобразия… Вы же понимаете, что с этим нужно что-то делать? Миг спустя в игру вступала Элисса, сочувственно поддакивая сожалениям о том, что попираются дворянские привилегии, которые суть договор между государем и нобилитететом, основы самого существования страны… И все это с таким убийственно-серьёзным видом, что Алистер сам не понимал, готов ли он зарыдать от смеха или от ужаса, осознав, что это только начало игры. Вернувшись в поместье, он рухнул на кровать, как был, в одежде и обуви, обхватив голову руками.

— Зачем я на это согласился?

Элисса присела рядом, перебирая пальцами волосы.

— Привыкнешь. Это как "башенки" — в первый раз смотришь на доску и не можешь даже запомнить, как ходят фигуры. Потом начинаешь что-то понимать. А потом вдруг оказывается, что получаешь от игры удовольствие — особенно, когда противник силен.

— Боюсь, что я не успею даже разобраться, как ходят фигуры.

— Разберешься. У тебя есть Эамон. Есть я. Будут другие.

Алистер тяжко вздохнул и накрыл голову подушкой.