Шрифт:
Annotation
Молодой и перспективный интернет-журналист, вкусив горького московского хлебушка, возвращается в родную провинцию и находит временное пристанище в районной газетке, с которой и начинал свою карьеру. Пьянка на рабочем месте со старым акулой пера — редакционным долгожителем, которого настоятельно "уходят" на пенсию, приводит к закономерным последствиям: пробуждение в кабинете на письменном столе, в голове гудит, во рту как будто кто-то сдох… Вот только вместо компьютера почему-то — печатная машинка и бюст Ленина, а на календаре значится 1979 год…
Глава 1, в которой я попал
Глава 2, в которой всё не так плохо
Глава 3, в которой намечается план действий
Глава 4, в которой появляются олени
Глава 5, в которой есть место гонзо-журналистике
Глава 6 в которой появляется прекрасная незнакомка
Глава 7, в которой речь идет о прицепе
Глава 8, в которой встречается детский кошмар
Глава 9, в которой смотреть на звезды — это насущная необходимость
Глава 10 в которой случаются неожиданные находки
Глава 11, в которой звонит телефон
Глава 12, в которой запахло колбасой, камсой и жареным
Глава 13, в которой удочки снова забрасываются
Глава 14, в которой шеф одобряет расследование
Глава 15, в которой остается не зарекаться только от сумы
Глава 16, в которой женщины остаются женщинами
Глава 17, в которой отдых — это роскошь
Глава 18, в которой заседают в меру упитанные мужчины в самом расцвете сил
Глава 19, в которой появляются Волков и народный мститель
Глава 20, в которой наконец находятся нормальные штаны, ботинки и турка
Глава 21 в которой есть рояли
Глава 22 в которой едва не появляется сотня маленьких медвежат
Глава 23, в которой кто-то получает подарки, а кто-то по морде
Глава 24, в которой ведутся странные разговоры и появляется Лопатин
Глава 25 в которой к нам едет ревизор, а еще приходится глотать пыль
Глава 26, в которой Чебурашка скажет речь
Глава 27 в которой оно всё-таки попадает на вентилятор
Глава 28, которая и не глава вовсе, а эпилог
Глава 1, в которой я попал
Дорогие земляки, если вы читаете этот текст и знаете меня лично — от всей души прошу вас не искать в этом произведении аналогий с существующими или существовавшими в нашей изумительной провинции людьми, местами, явлениями. Все схожести топографических названий и имен собственных — от лености автора, все возможные совпадения профессий, характеров, внешности — абсолютно случайны. Или нет.
— И, Боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет.
— Гм… Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте.
"Собачье сердце", Михаил Булгаков
* * *
На столе стояла бутылка дерьмового минского вискаря, который делал вид, что он похож на шотландский. Викторович с сомнением поболтал коричневой жидкостью на дне стакана и сказал:
— Ну самогонка, как есть! Лучше бы водки взял. И огурцов соленых вместо этих оливок.
— Ладно вам… Пьем? — спросил я.
— Пьем!
Пить на рабочем месте, прямо в редакции — идея так себе. Но тут ситуация располагала. Во-первых — номер ушел в печать, посты были разбросаны по соцсетям, и рабочий день уже закончился, и даже уборщица Инночка ушла из редакции, погрозив пальцем двум дурням — молодому и старому, на которых якобы напал творческий раж, и они усиленно долбили по клавиатурам, создавая видимость работы.
Во-вторых, Герману Викторовичу Белозору не продлили контракт. Из отдела сельской жизни уходила целая эпоха. Не будет больше басовитого "Та-а-а-ак!" и въедливых критических материалов, исчезнут с газетных полос исторические расследования на основании раскопанных в архивах документов о жертвах нацистского террора и злодействах коллаборационистов… Конечно, Викторович мог бы писать и будучи вне штата, но не станет — гонор не позволит, да и дел у него на фазенде полно. Там — на охоту сходить, здесь — черники собрать…
— Ёж твою мать, пятьдесят лет я на них пахал как папа Карло! — сказал Викторович и как-то обессилено махнул рукой. — Ни одного больничного, представляешь? Даже в коронавирусные времена! Да я восьмой десяток вот-вот разменяю, а тут любого на лопатки положу! А она говорит — пенсионер! Пора на отдых! Пигалица!
Я оглядел статную фигуру коллеги, его густую седую шевелюру, рот, полный крепких желтых зубов, и хмыкнул — это был по-настоящему великий старик! Но сказал совсем другое:
— И меня положите?