— Вы бы свет включили, — вдруг подал голос Лапшин. — Ведь человек может порезаться или упасть…

— У меня начальство есть, — безмятежно отозвалась медсестра. — Прикажет — включим, не прикажет не включим… — она громко, не стесняясь, зевнула. — Только знайте, что при свете он буйный становится!..

— Это черт знает что! — с чувством произнесла Рябинина. Это какой-то произвол!.. Это хуже, чем сталинские психиатрические лечебницы!..

— Почему хуже? Значительно лучше, — попытался пошутить Блудов.

— Илья! — укоризненно произнес Костя Сюткин.

— А что Илья? Что Илья?.. Я уже тридцать четыре года как Илья!.. Но в такой глупой ситуации не был!..

— И я не была, — вставила медсестра.

— И я, — подхватил Лапшин. — Представьте себе, господа, тоже не был… Ай-я-яй, какое упущение!..

— Лапшин! — прикрикнула Рябинина. — Перестань ерничать!..

— Ти-хо! — вновь рявкнул Яйцин. — А теперь все заткнитесь, пожалуйста, и слушайте меня!..

Возникла хрупкая тишина.

Стараясь сдержать улыбку, Лапшин отвернулся. Костя Сюткин, как настоящий миротворец, укоризненно покачал головой и предостерегающе взял Рябинину за руку. Медсестра вновь принялась листать журнал с безразличным видом, словно это ее не касалось, а Блудов прислушался к тихому звону за железной дверью и поморщился, как от зубной, боли.

— Сделаем так! — начал начальник охраны и безопасности тоном, не терпящим никаких возражений. — Журналисты уходят…

— Все? — издеваясь, спросил Лапшин.

— Да, все!

— Но мы же разнесем эту новость по всей «Заре», — невинно произнес Лапшин. — Правда, дорогая? — обратился он к Рябининой.

Сюткину с трудом удалось удержать «дорогую», чтобы она не влепила Лапшину пощечину.

— Григорий!

— А что я такого сказал?..

— Вы немедленно отсюда уйдете! — в голосе Яйцина послышался уставной металл. — И никому… Я повторяю — никому! Не. Расскажете. Что. Здесь. Видели… Вы меня поняли?

— Забавно! — засмеялся Лапшин. — Я, между прочим, представитель свободной, демократической и независимой прессы!..

Набычив голову, Яйцин внимательно выслушал это признание и неожиданно достал из кобуры пистолет. Демонстративно щелкнул предохранителем. В наступившей тишине отчетливо раздались жующие звуки — не обращая ни на кого внимания, медсестра продолжала листать журнал и что-то жевать.

— Я не буду повторять, — спокойно сказал Яйцин. — Если вдруг я узнаю, что вы кому-то рассказали, то… — он выдержал значительную паузу, — буду вынужден вас задержать… Вы меня поняли?

— Вот теперь мы вас поняли! — ласково отозвался Лапшин. — Пойдем, дорогая…

Он галантно подхватил Рябинину под руку. Ошеломленная случившимся девушка не сопротивлялась. Пожав плечами, Костя Сюткин шагнул за ними, но его неожиданно задержал Блудов:

— Костя, постой!

— Что?

— Ты мне нужен… — Блудов посмотрел в сторону начальника охраны и безопасности и твердо произнес: — Он мне нужен!

Яйцин поморщился, но немного подумав, согласно кивнул…

— И что же дальше? — поинтересовался Туровский.

— Я сделал попытку проникнуть в подсобку, но к сожалению из этого ничего не вышло… — неохотно ответил начальник охраны и безопасности.

— Почему?

В голосе Туровского послышалась плохо скрываемая ирония, но Яйцин ее не почувствовал.

— Да как вам сказать…

— Честно. Говори честно и правдиво.

— Понимаете, там дверь железная… Ключи подбирать бессмысленно. Этот подлец, ну, Калачев… — Яйцин проникновенно выругался, — заперся изнутри на задвижку, так что…

Он глупо улыбнулся и замолчал, не желая рассказывать о подробностях неудачного «штурма» подсобки. А подробности были, честно говоря, весьма примечательны!

После изгнания журналистов Яйцин почувствовал себя несколько увереннее. Медперсонал и робкий с виду Сюткин особой угрозы его авторитету не представляли и вели себя почтительно, не в пример этим распоясавшимся журналистам…

Для начала Яйцин решил провести небольшой допрос.

— Спрашиваю Илью, остальные молчат! — предупредил он. — Ясно?

Сюткин удивленно кивнул. Блудов поморщился, а равнодушная медсестра, по обыкновению, никак не прореагировала.

— Когда он туда проник? — начал Яйцин.