– О детях не думали? – интересуется Евгений. – Родиону уже пора.

– Ох, знаете, это наше больное место, – театрально вздыхаю я. Четвертый бокал вина явно лишний. Во мне просыпается мстительная стерва. – У Родиона с этим небольшие проблемы. Но мы не сдаемся. Лечимся, пытаемся.

Накаченные губы Юлии складываются в букву «о». Евгений прокашливается от таких подробностей, а ладонь Белова стискивает мою шею до синяков. Больно, но мне хочется рассмеяться.

– Елена преувеличивает, – только и может выдать Белов. – Спасибо за ужин, поздно уже, нам пора. Пойдём, снова попытаемся сделать детей, – почти сквозь зубы проговаривает он, резко дергает меня за руку, поднимая с места, и ведёт на выход.

Пока нас провожают до ворот соседи, Белов просто приобретает меня за талию, но, как только их ворота закрываются, хватка становится жёстче. Голова кругом, я немного пьяна и не успеваю за Родионом, спотыкаясь на каблуках. Зря я влезла в эту воду. Мужское самолюбие – самая уязвимая вещь. Они очень болезненно переносят неполноценность, даже если она выдуманная. А я сделала это публично. Ну, дура, что с меня взять. И сейчас, если он меня не придушит, то явно оторвёт язык.

Как только Родион заводит меня в дом, я отчаянно пытаюсь вырваться и смыться в комнату. Белов тоже не очень трезв, глушить коньяк он начал еще дома. Реакция может быть непредсказуемой. Меня охватывает паника, как только я осознаю, насколько он зол. У меня почти получается вырваться, но Белов прихватывает меня и толкает на диван.

– Куда собралась? Будем, сука, пытаться сделать детей! – рычит, наступая на меня.

Елена

Понимаю, что не время дерзить, огрызаться и сопротивляться. Отползаю назад, вжимаясь в спинку дивана. Замираю в шоке, сглатывая. В комнате полумрак, темный силуэт Родиона нависает надо мной. Я знаю, на что он способен, особенно в ярости. Плюс алкоголь… Остается либо отчаянно сопротивляться, либо молиться. Молитв я не знаю, а мантры вряд ли помогут. Я в ступоре, хочется закричать. Горло сдавливает, открываю рот, но звука не издаю.

Белов упирается руками в спинку дивана очень близко к моему лицу, обдавая запахом коньяка и терпкого парфюма.

– Ну что, Лиса, не привыкла отвечать за свои слова? – вкрадчиво спрашивает он.

– Родион… – наверное, стоит извиниться, и, возможно, он отпустит. Но языком я умею только нести чушь, а вот извиняться не получается. Моя внутренняя пьяная стерва запрещает мне это делать, ибо Белов не заслужил.

– Что такое? – ухмыляется мне в лицо и хватает за скулы, сжимая. – Иногда мне кажется, что ты все это делаешь специально. Тебе, как мазохистке, нравится быть возле меня и отдавать долги? Так?! – уже рычит мне в лицо, сильнее сжимая скулы.

– Нет!

– А мне кажется, так, – тянет слова, проводя носом по моему виску, глубоко втягивая воздух. А я вздрагиваю от каждого его касания. Есть что-то дикое и завораживающее в этом пауке. Я могу оттолкнуть Белова, дать пощёчину, закричать, в конце концов, во все горло, так, чтобы услышала Ника, но я ничего не делаю. Покорно жду своей участи. Мне страшно, но это сильнее меня. И, скорее всего, Белов прав, так было всегда, где-то глубоко внутри я наслаждаюсь его яростью.

– Отпусти меня, – шёпотом требую я, покрываясь мурашками от его близости, запаха, хриплого, грубого голоса. Белов никогда не был красавцем, но в нем есть настоящий мужской, животный магнетизм, который я сейчас испытываю на себе.

– Разве я держу тебя, Лиса? – заглядывает в глаза. – Я должен тебя наказать за твой язык. Нет, Лена, просто обязан, – в его голосе ироничное сожаление. Отпускает мои скулы, зарывается в волосы, наматывает их на кулак, натягивая, вынуждая запрокинуть голову. – Если не накажу – не поймёшь, что нельзя быть настолько развязной. Ты ни хрена не поймешь! – опять рычит, вынуждая меня содрогнуться. Замираем. Такая многозначительная пауза. Сердце колотится, как сумасшедшее, дыхание рвётся, губы пересыхают, неосознанно их облизываю. Не выдерживая этого напряжения, закрываю глаза. Слышу, как Белов сглатывает и отпускает меня, отходя назад. Шорох, звук пряжки ремня. Резко открываю глаза и тут же их широко распахиваю, когда понимаю, что Родион снимает ремень, складывая его пополам.

– Что ты делаешь? – еще сильнее вжимаюсь в спинку. Кажется, мое сердце сейчас разорвётся от эмоций.

– На колени, на диван, спиной ко мне! – холодно отдает приказ. И я понимаю, что это будет далеко не секс, он реально решил меня выпороть. Ну, нет! Пусть только попробует тронуть! Страх и паника трансформируются в ненависть.

– Нет! Ты не посмеешь! – повышаю голос.

– Да, ты права. Не здесь. В кабинет ко мне! Быстро! – снова команда. Это не игры, Белов явно не шутит. По телу проходит дрожь. Никак не могу понять: я больше боюсь или ненавижу этого паука. Медленно встаю с дивана. И также медленно снимаю туфли, не сводя глаз с его рук, в которых ремень. Так же медленно на цыпочках иду в сторону кабинета, но в коридоре резко срываюсь и бегу на улицу. Мне все равно куда. Не позволю себя касаться, какой бы подтекст ни несло это действие.

Задыхаюсь, почти ничего не вижу на пути, вскрикиваю, когда грубая рука Белова хватает меня за блузку. Дергаюсь, оступаюсь и лечу вместе с Беловым в бассейн. Всплески, визжу от холодной воды, уходя в нее с головой. Сильные руки выхватывают меня из воды и прижимают к бортику. С нас течёт вода, оба тяжело дышим, хватая воздух. Меня трясёт, но далеко не от холода, скорее, от адреналина в крови и от грубой близости этого мужчины. Его сильная рука перехватывает мою шею. Жёсткая хватка лишает кислорода, я чувствую, как барабанит пульс под пальцами Родиона. Я ожидаю от него все что угодно. Пощёчины, грубых слов, крика, угроз, но только не то, что он делает.