Шрифт:
Дембеля к вечеру заснули почти все. Тренер пошел к проводнице, сообщив последнему солдатику, остававшемуся рядом:
– Жена - фотографиня, талантливая, но... такой пылесос! Пока с ней живу, денег никогда не будет! Есть любовь-линия, но совсем другое любовь-точка...
– Он зверски не прав, - сказал лежащий на верхней полке фехтовальщик.
– Молчи, щукин сын!
– ответил другой.
Тот послушно умолк. Возможно, такая у него фамилия: Щукин.
В самом деле, думала я, зачем тренер пошел к проводнице?! Это тоже расхождение слов с делами. В загсе ведь клялся, что будет с женой и в горе, и в радости. К тому же молодым какой пример подает...
Ребята перебрасывались редкими репликами.
– Я у него вел-вел, а потом проиграл двенадцать - десять! Он все жертва-жертва, и вдруг...
– А я не держу дистанцию, раз - и в атаку! Четыре - два я вел, а он бросился, я подсел и снова...
– Этот, из Москвы, проиграл пятнадцать - два и заревел! Снимает маску: глаза такие...
– Артемьев выигрывал кубок России, ну и что - сейчас пивом торгует.
– Из Казахстана, беспонтово, в первый тур не прошел. Юниоры проиграли.
– Они тормоза такие, не двигаются, не маневрируют.
Один фехтовальщик был побрит налысо, рана на голове его заклеена пластырем.
– Что матери скажешь про пластырь?
– Что-нибудь...
– Пойду я попью, - сказал тот, кто все время предлагал выйти и пофехтовать.
В этот миг свет выключился. Наступила тишина. Только днище вагона стучало, как сердце ночи. Хорошо бы поспать, размечталась я. Но тут вернулся юноша с последними новостями о тренере:
– А мы там целуемся!
– С проводницей?
– С Танечкой.
– Он - говно, - рявкнул раненый.
– Кто?
– Градус.
– Молчи!
– Не буду я молчать!
– А ты сам-то! Пришел на дискотеку со своей девушкой и каждые тридцать секунд с ней целуешься! Кто так делает?
– А что тут такого? Это моя девушка.
– Молчи!
Было ясно, что им не хотелось плохо говорить о тренере. Но его поступки натекают на их поведение, вот и бросились на раненого товарища. Реки желчи потекли. Конца этому не предвиделось.
– Каждые тридцать секунд ты с ней целовался!
– А что тебе-то!
– Все должно быть в меру...
– В меру, да? А у тебя три итальянских наконечника, ты с нами не поделился! Если в меру, зачем три наконечника...
Крики понеслись по всему вагону: кто есть кто... В их голосах уже мелькали невидимые шпаги. У меня подскочило давление, пришлось выпить две таблетки андипала. В окне елки, как лешие, мелькали.
– Ребята, - сказала я.
– Давайте спать! Ночь ведь.
– Кому-то хочется спать, а нам не хочется!
– бросились они в скандал со мной, обрадовались, что нашли жертву: все-таки хорошо, что можно сорвать зло на постороннем.
– Мама никогда вам не говорила, что вы не одни на белом свете? Что надо уважать и других людей!
– Не трогайте мою маму, мы ведь вашу не трогаем!
– Так я вам не мешаю спать.
– А мы не хотим спать.
– Хорошо. Не спите. Но молча. Можно лежать и думать, для чего голова-то дана.
– Не указывайте.
– Послушайте: Бог не для одних вас создал этот мир, этот вагон.
– Он вообще не создавал ничего!
– Зачем вы говорите такие слова? Молчите лучше, а то отвечать потом придется.
– Не придется. Вы знаете, что Гитлер - в раю?
– Боже мой, да что же это за языки у вас, остановитесь же!
– А вы что - философ? Можете с нами поспорить на эту тему?
– Нет, я - писательница, спорить не хочу, я спать буду.
– Вот и напишите рассказ, как мы не давали вам спать.
– Кому это интересно? Рассказ должен ситуацию просветлять, а не затемнять. Тем более, что вы - люди неплохие, а вырастете - будете вообще хорошими, просто разнервничались... это бывает. Сейчас давайте все замолчим.
Ребята пошептались, куда-то вышли (может, покурить, но точно не знаю), потом вернулись и тихо улеглись. Больше я не слышала от них ни слова. Почему? Сие тайна великая есть. Честно, не знаю, в чем дело. В Перми я вышла, а поезд пошел дальше, в Сибирь.
Меня встречали дочери и муж. В глазах у них стояли вопросительные знаки: везу ли я договоры, авансы. Сразу сказала, что нет. Повисло молчание. На привокзалке младшая дочь заметила:
– Зато мама вышла с выражением рассказа на лице!