Мог бы и остановиться на этом, гад. Ан нет. Стал опыты на миндалевидном теле проводить. Током жёг, как крысу. Регулярно. Методично. Все её чувства сжёг. Все до капельки. Ему-то самому Анька без надобности была, потому что женщина.

Есть геи. К ним у Анны вопросов нет. А это пидар злой. Неверующая Анна бессознательно перекрестилась. Тварь. Но хуже всего, что знает Анна, с чьего молчаливого разрешения её персональный гений дела свои великие вершил! МАТЬ. Всё ОНА. ОНА. Она.

Нет, не все чувства Яничкин уничтожил. Отвращение осталось… и тревога гнилая. Но с некоторых пор едва-едва заметные зачатки радости появились. И виновата в этом она – Бэха! Крутая, лихая тачка!

Анна неторопливо приоткрыла дверь автомобиля. Невольно залюбовалась своим отражением в дорожном зеркале. Ну, хороша же! Хороша! Сексапильная, неспешная, с королевскими замашками. Молодая женщина села за руль, наслаждаясь комфортом. И машина у королевы кайф! Климат-контроль, анатомическое сидение с боковой поддержкой, панорамная крыша… Вау! Хорошо, до визга! Где-то отдалённо, с немою надеждою, молодая женщина отметила в себе едва заметные отголоски удовлетворения. Третий месяц она на своей личной Бэхе катается – третий месяц непередаваемого щенячьего восторга!

Ну, восторгом это не назовёшь, конечно, но самовнушение и глупой корове вреда не сделает, а умному человеку и вовсе польза.

Доктор вставила ключ в замок зажигания, манерно выгибая палец. Кто она? Обычный врач из анатомички? Бывшая местная давалка, которую таскали по кустам алкаши и вонючие нарики? Унылая вдова, ухаживающая за больной мамой? Нет. Анна Михайловна Яничкина – Богиня. Не больше. Не меньше. БОГИНЯ. И ТАК будет всегда.

Пожалуй, стоит сказать покойному Яничкину «спасибо»! Анна завела машину и неспешно тронулась с места. Домой. Дома ЭТА!

– Ну, как она? – сиделка Света, симпатичная девушка с грустными глазами, пожала плечами.

– Уколола, как Вы сказали. Спит.

– Прекрасно. Света, ты молодец. Сама-то как?

– Не очень. Тошнит меня что-то.

– Тест сделала?

– Две полоски.

– Поздравить или…?

– Анна Михайловна, с чем поздравлять? Я же не замужем.

– Детский сад, Света. 21 век. А ты всё под мужика подстраиваешься. Есть мужик или нет – какая теперь разница? Ты – ГРАЖДАНКА! Паспорт тебе выдали, как члену общества, голосовать можешь, сексом без обязательств заниматься. Феминизм! Демократия. На меня посмотри. Я десять лет замужем была. Думаешь, жила? Нет. Я СЕЙЧАС жить начала. Только-только. Вот ещё крысу старую в последний путь провожу, – Анна пренебрежительно кивнула в сторону материной спальни.

– Зачем Вы о маме так? Неужели не жалко? – Света с ужасом в глазах попятилась. Её всегда коробило отношение Анны к матери. Циничное. Непочтительное. Валерия Егоровна не подарок, конечно. Но у старухи Альцгеймера, оттого и характер испортился. Анна-то должна ЭТО понимать, со своим высшим медицинским.

– Света, – когда Анна Михайловна смотрела на неё ТАК, ранимая Светкина душа улетала в самые пятки. Было что-то пугающее в этих двух женщинах: матери и дочери… Странное. И страшное, – Давай объясню, – Анна уже миролюбиво улыбалась, – Вот, допустим, есть апельсин. А я буду тебе говорить, что это яблоко. Как это по-твоему? Честно?

– Ну… наверное, не честно. Не знаю.

– А что же ты мне предлагаешь – врать? В угоду твоим принципам патриархальным? Я считаю свою мать крысой, потому и говорю, что она крыса. И я люблю эту крысу, между прочим. Поняла? – Света ничего не понимала, но на всякий случай молчаливо кивнула в знак согласия. Неплохие, в общем-то, деньги, которые приходили ей на карту, дважды в месяц, с завидной регулярностью – отличный повод заткнуться и не лезть в хозяйские взаимоотношения. Светлана вряд ли бы задержалась у Бессоновой дольше недели, если бы не Аннины деньги. Очень странная семейка. Очень, – Ладно, иди домой. Отдыхай. Завтра жду, как всегда. И если аборт делать решила, не затягивай. Договорюсь с гинекологией.

– Спасибо, Анна Михайловна.

Бессонова возлежала на ортопедической кровати, как барыня. Официально мать страдала болезнью Альцгеймера, но Анна всё чаще замечала у родительницы признаки и вовсе пугающего психического недуга. Хуже всего, что шестидесятилетняя женщина в остальном была вполне здорова и отдавать Богу душу явно не торопилась. Некогда эрудированная и остроумная доктор наук регулярно творила неподвластные разуму вещи, поэтому дочь всё чаще прибегала к фармакологическим препаратам с седативным эффектом. Но препараты помогали лишь кратковременно. И сейчас эксцентричная мадам предсказуемо проснулась. Она всегда просыпалась, когда Анна приходила. Чувствовала.

– Принесла? – вот так, без «Здравствуйте» и «Как дела?».

– Мама?

– Мля, принесла?! – поставленный голос Валерии Егоровны, с агрессивными, командными нотками, уже набирал свою силу.

– Мам, ну, как я тебе принесу? – Анна скинула сарафан и осталась в одном нижнем белье. Она равнодушно потянулась за халатиком. Огромный розовый шрам во всю спину заметно уродовал её красивую, точёную фигурку. Воспоминание из недалёкого прошлого. Из недалёкого, очень жестокого прошлого.

– Вырезала и принесла. Что сложного, я не пойму? Что, млять, сложного? Мать просит! ТВОЯ мать просит.