Он зевнул, деликатно прикрыв рот ладошкой.

— Эх, нам ведь ещё этого Кравцова искать, да кассира арестовывать… Наверное, опять домой ни свет ни заря припрусь. Эдаким манером жена скоро совсем из фатеры на улицу выставит. Она у меня хоть и сознательная, но всё равно — баба со всеми вытекающими.

— Никуда от тебя не денется твой Кравцов, — сказал я. — А с женой сам управляйся. Я тут тебе не помощник.

Он фыркнул.

— Ага… Мне ещё с женой помощников не хватало. Сдюжу как-нибудь.

Сказав, протянул руку.

— Бывай, брат Быстров. Удачи тебе, сыщик.

— И ты не пропадай!

Я вернулся к себе, на Петровку. До сих пор не мог привыкнуть, что наши в командировке, а я тут вроде как отдуваюсь один за всех. Дежурный сообщил, что по мою душу пока никто не являлся.

Пока гонялся за бандитами и похищенной кассой, успел нагулять зверский аппетит. Сходить что ли в ведомственную столовую? Разносолов там немного, но харчи относительно недорогие и вполне съедобные.

Мысль показалась мне дельной, и я снова направился на выход из кабинета, однако ещё в дверях столкнулся с остроносым и смуглым парнем лет двадцати, в модном сером костюме, безупречно белой сорочке и «бабочке», туго стягивающей шею. В правой руке у него была щеголеватая клетчатая кепка, под мышкой левой зажат кожаный представительский портфельчик.

— Здравствуйте! Вы Быстров? — скороговоркой произнёс остроносый.

— Здравствуйте. Он самый. Могу удостоверение показать.

— Покажите, пожалуйста, — попросил он.

Я пожал плечами и достал ксиву. Парень внимательно впился в неё глазами и перевёл взгляд на меня только тогда, когда убедился, что корочки не фальшивые.

— Будем знакомы. Агент ГПУ Борис Райнер. Работаю под непосредственным руководством товарища Артузова.

Предвосхищая мой законный вопрос, он тоже показал своё удостоверение.

Я посмотрел на часы.

— Вы с материалами по пропаже гражданки Лавровой?

Чекист кивнул.

— Да.

Я посмотрел на часы и покачал головой.

— Долго же вас не было, товарищ. Я уж было решил, что обо мне забыли.

Остроносый усмехнулся.

— Мы в ГПУ никого не забываем и всё помним.

— Теперь вижу. Хорошо, пройдёмте в мой кабинет и поговорим.

— Вы ведь куда-то спешили, товарищ Быстров? — проявил детективную смекалку Райнер.

— Пообедать в нашей столовке собирался. Однако дело превыше всего… — с готовностью произнёс я.

Будь свидетелем нашего разговора Степановна, влетело бы мне сейчас по первое число, но пока что я свободен, я ничей со всеми вытекающими. Хочу ем, хочу затягиваю ремень на ещё одну дырку и никто мне не указ.

— Ну не морить же вас голодом, — добродушно протянул Райнер. — Давайте пообедаем вместе, заодно и познакомимся получше. Какое-то время нам предстоит вместе работать.

— Постойте, я думал этим делом будет заниматься уголовный розыск… — озадаченно произнёс я.

Во всяком случае, такое впечатление сложилось у меня после вчерашнего разговора с Артузовым. Не то чтобы я имел что-то против чекистов, но всё-таки наши ведомства заточены под разные задачи.

— Мы тоже так думали до сегодняшнего утра, — загадочно сказал Райнер.

При этом выражение на его лице сразу стало скорбным. Такое происходит, когда человек вспоминает о чём-то плохом.

Правда для меня всё это прозвучало загадкой. Начиная с утра я только и делал, что занимался расследованием налёта на типографию, так что последние новости могли пройти у меня мимо ушей.

— И что же случилось сегодня утром?

Райнер вздохнул.

— До вас поисками Лавровой занимался товарищ Гаврилов. Именно он должен был подготовить и передать вам все материалы. Сегодня утром Гаврилова нашли в кустах, неподалёку от дома, где он живёт, с проломленной головой. Сейчас наш сотрудник находится в больнице. Говорить не может и врачи не ручаются за его жизнь, — огорошил меня Райнер.

Я задумался. История, в которую меня вписали, нравилась мне всё меньше. Хотя, конечно, ещё рано делать какие-то выводы.

— Это может быть связано с делом Лавровой? — задал самый главный вопрос я.

— Не знаю, товарищ Быстров. Как и все мы, он вёл одновременно много самых разных дел. Врагов у него хватало, — признался Райнер. — Мы учитываем любые версии.

— Знаете, пожалуй, у меня пропал аппетит, — признался я, вновь поворачиваясь к кабинету, но Райнер преградил мне путь.