— Игорь, Но. Это неправильно, шепчет она, послушно раздвигая ноги и обхватывая ими меня за бедра, неправильно, понимаешь? Ты мне ни слова не сказал… Я же просто так тебе рассказала, если бы знала, то никогда.

— Ты маленькая дурочка, Лап, хриплю я, приподнимаясь, чтоб стащить с нее трусики и провести контрольно пальцами по уже влажной промежности… Ух, кайф какой! Отзывчивая моя девочка! неважно, как я узнал. Важен результат. Они бы все равно доигрались. Я только чуть помог. Дай свою ладошку… Вот так… Сюда.

Голос еще больше хрипит, когда тонкие пальчики смыкаются на члене и начинают водить вверх и вниз. Смотрю то на эту офигенно возбуждающую картину, то на стеснительно краснеющую лисичку, и, наверно, эта картина даже еще более возбуждающая.

Словно у нас все в первый раз, и я мою девочку приручаю, ввожу в мир большого секса. В какой-то степени, Это так и есть.

Не хочу думать, что с нею делал этот гондон, потому что, судя по ее неопытности, вообще ничего.

Идиот. Быть рядом с такой зажигалочкой и не вообще не пользоваться!

Хотя… Именно за. Это я и должен бы его поблагодарить.

Ну так я и поблагодарил. Придурок остался жить, эти ли не лучшая благодарность?

— Игорь… Но. Это же страшно, понимаешь? Я теперь буду бояться тебе что-то говорить… А вдруг ты решишь найти того двоечника, что меня по голове портфелем лупил, и наказать его?

Она выпускает мой член и пытается выползти из-под меня. Обидно немного, но, в принципе, я и так чуть не кончил, от одних только пальчиков нежных… Так что, наверно, даже и хорошо. Теперь поиграем подольше.

— Как его зовут, ты говоришь? одновременно с вопросом я резко двигаю бедрами, попадая в свой персональный, влажный, горячий и тугой рай. Ох, да-а-а.

Отдельное удовольствие доставляют ее испуганно распахнувшиеся глаза.

Лапа не понимает, шучу я сейчас или на полном серьезе именем ее школьного обидчика интересуюсь, а я не собираюсь пояснять. Какие пояснения, когда она от испуга так сжимается, что чуть не кончаю сразу же!

— Ты… Ты… Ай.

Она не может ничего больше сказать, потому что я не выдерживаю интриги и начинаю двигаться. Неторопливо, враскачку, нежно-плавно, Но обязательно, как в танце, с жестким и четким финальным аккордом.

Она от каждого моего толчка ахает, еще пару секунд силится удержать сознание и мысли, Но затем я побеждаю. И моя невеста больше не способна на возражения, выяснение отношений и возможную месть.

Ложусь на нее, хрупкую и тонкую, полностью, сжимаю, полностью обездвиживая, чтоб никакой инициативы, никаких лишний телодвижений. Никаких лишних мыслей.

Она права в своих сомнениях. Я все про себя знаю. И про то, что чертов параноик и слегка маньяк тоже. И, наверно, если перемкнет, то и имя ее обидчика школьного выясню.

Но. Это осознание не мешает мне делать то, что я считаю нужным.

Она моя. Никто и никогда не сможет сделать плохо ей. По крайней мере, пока я живой.

Да и тут есть варианты.

Всегда есть варианты.

Чертов сон, где беркут падает на меня с высоты, тяжелым камнем… Падает и почему-то прямо на грудь… И я почти задыхаюсь во сне. И гудит в ушах.

— Лап, зову Иру, потому что слышу сквозь сон, как звонят в дверь.

Хлопаю по краю дивана ладонью. Лапы нет рядом. Вспоминаю, что было.

Ульяна приходила. Соседка. Грубо раком… Насвистела моей девочке всякого дерьма. Потом я Лапу успокаивал. Потом мы уснули.

А потом Лапа встала и что-то сказала… Не помню уже, что-то по поводу соседки. То ли она забыла у нас какую-то хрень, то ли Лапа ей обещала зайти, я сквозь сон не понял. Вырубился только опять и все.

Ошибка. Моя блядская ошибка.

Понимание этого приходит сразу.

Звонок звенит, а у меня по телу дрожь.

Встаю.

Ощущение, что все упустил, бьет по нервам. Словно ничего не сделаешь, поздно, кожей ощущаю опасность. Словно зверь, живу инстинктами.

И сейчас они вопят.

Иры в квартире нет, звонок орет, колоколом по башке: «Беда, беда, беда».

Иду, как спал, в одних спортивках, к двери. Глазок закрыт снаружи.

Сука, Это оно.

И оружия нет.

Открываю дверь. Да и нахрен оружие. Там Ира. Все самое важное там.

На пороге Беркут. И в его лапах моя женщина. Впиваюсь в нее взглядом, оценивая ситуацию в полном ее дерьмовом объеме.