– Тогда спасибо.

На губах молодого человека мелькнула улыбка, и герцог вновь подумал о том, насколько они похожи на другие губы – которые он прежде не раз целовал. Эти, пожалуй, более узкие, но это вовсе их не портит…

Юноша отошёл к столику и задул свечу. Пошуршал в темноте – видимо, прятал свои вещи.

Рандвальфу вдруг пришла в голову мысль, что они сейчас так близко – он различал силуэт, чёрный в темно-сером сумраке библиотеки, снова чувствовал его незамысловатый, но приятный запах, слышал осторожные шаги. Он мог бы притянуть юношу к себе и проверить, похож ли вкус его губ на Джеффри. Простолюдины обычно не столь искушены в ласках, как аристократы, однако их обаяние состояло в страсти и некоторой грубости, которая так нравилась пресыщенному герцогу…

– Пойдёмте? Вам помочь?

– Нет, благодарю, я вполне ориентируюсь.

Когда за ними закрылись тяжёлые двери библиотеки, и тьма вокруг сгустилась ещё больше, плечо герцога тронули пальцы – они действительно оказались сильными, но почему-то вызвали у Вальфа ассоциацию с хваткой утопающего, который непроизвольно пытается нащупать что-нибудь – что угодно – лишь бы спастись от холодной пучины.

– Вам – в ту сторону, прямо. Или всё-таки проводить вас?

И вдруг здесь, в этой темноте, где существовали лишь их силуэты и шёпот, Рандвальфу страстно захотелось, чтобы этот юноша пошёл с ним. Взял бы его за руку – как иначе не потерять друг друга? – провёл по огромным залам и, возможно, подсказал, где искать фамильное привидение. А затем они бы сидели в уютной комнате, выделенной герцогу, пили освежающий лимонад, говорили о поэзии, и свет десятка свечей мягко ложился бы на эту очаровательную улыбку…

– Нет, спасибо. Я действительно ориентируюсь. Хорошей вам ночи.

– И вам.

Рандвальф двинулся вперёд по коридору – прислушиваясь, однако за спиной он так ничего и не услышал.

Пробираясь по тёмным коридорам, он пытался вспомнить детали стародавнего скандала, связанного с семейством Кларенс. Вальфу тогда было восемь или девять, так что игрушечный меч и нижнее бельё домашних рабынь его интересовали куда больше светских сплетен, к тому же чопорные родители ни за что не стали бы обсуждать подобную грязную историю в его присутствии, однако скандал был настолько масштабный, что отзвуки сохранились даже в его памяти.

Молодая жена Кларенса развлекалась с рабом – не то, что следует выставлять на всеобщее обозрение, но поступок довольно обычный, – однако эта связь поистине свела её с ума! Явившись на аудиенцию к Якобу, известному поборнику нравственности и духовности, она во всеуслышание заявила, что не любит своего мужа, а любит другого мужчину, поэтому просит короля позволить ей развод. Придворные аристократы позже в частных беседах, которые слышал и маленький Вальф, закатывали глаза и хихикали в кружевные платки, уверяя, что выражение лица Якоба было совершенно непередаваемым. Кое-как отдышавшись – окружающие уже начали опасаться, что короля хватит апоплексический удар, – он начал привычную проповедь о тихих радостях семейной жизни, на что маркграфиня ответила, что на её взгляд семейное счастье никак не сочетается с тем фактом, что муж позволяет себе её бить. На этом моменте все придворные дамы ахнули, а кавалеры смущённо потупили глаза – разве можно прилюдно говорить о семейных неурядицах?! Тут уж Якоб не выдержал – стукнул кулаком по ручке трона и, дрожа от ярости, повелел госпоже Кларенс немедля удалиться во владения её мужа и не покидать их никогда больше. Через год маркграф, не сделав официального сообщения, надел траур, а вскоре после этого уехал в Новый Свет – и все втихаря шептались, что это стало наилучшим выходом из «его ситуации».

Рандвальф никогда не спрашивал Джеффри о родителях. В самом деле, не обсуждать же подобные вопросы, когда на соседних оттоманках вы, путаясь в юбках раскрасневшихся девиц, торопитесь расстегнуть штаны? Или за игрой в преферанс, когда ставки дошли до уровня, мягко именуемого «изумительным безумием»? Или когда вы, случайно соприкоснувшись в расслабляющей неге бассейна, вдруг набрасываетесь друг на друга, вызывая у одурманенных вином приятелей пошлые шутки и – да, он это заметил – завистливые взгляды? Одним словом, разговаривать им было некогда.

Но теперь Вальф узнал маленький семейный секрет: у истории безумной любви марграфини к рабу было вполне реальное последствие. А впрочем, что ему до этого! Завтра они обсудят сделку, и герцог уедет, чтобы уж точно никогда больше сюда не вернуться.

***

Однако на следующий день перейти к деловым вопросам Рандвальфу не удалось. Джеффри дулся после вчерашнего: после пробуждения сказался больным, а когда ближе к вечеру наконец-то вышел – молчал будто капризная девица. Недолго думая, герцог откланялся.

По дороге в свою комнату он приказал камердинеру добыть десяток свечей наилучшего качества.

А ночью вновь отправился в библиотеку.

***

Ждать юношу пришлось долго, а может, Вальфа просто томило нетерпение. Он успел несколько раз обойти всю библиотеку, выбрать себе книгу для чтения и дважды посмотреть в окно – луна то и дело скрывалась за быстро бегущими облаками, от чего на сердце становилось тревожно.

Наконец у двери раздался едва уловимый шум. Вальф напрягся, не зная, как поступить: ему не хотелось напугать юношу, выскочив на него из темноты, но и подать голос сразу было рискованно – вдруг тот не узнает его и уйдёт? Этого герцогу определённо не хотелось. В итоге он замер рядом с окном, лунный свет обрисовывал его тень на полу.

Из-за стеллажа выступила тёмная фигура и знакомым жестом поправила волосы. Вальф невольно улыбнулся.

– Добрый вечер.

Юноша ответил после заметной паузы.

– Здравствуйте.

Хотелось что-то сказать, но что? Герцог, к своему удивлению, осознал, что впервые оказался в подобной ситуации. Раньше его собеседники всегда были в курсе его положения, поэтому достаточно было взгляда, пары слов, а то и щелчка пальцев, чтобы тот, кто привлёк его внимание, охотно пошёл следом – к его карете или к спальне. Но сейчас – ему нужно было понять, какая тема могла бы заинтересовать этого юношу.