В коридоре зашумели мужские голоса: видно, все мои спутники тоже начали расходиться по комнатам.

– Вам, мениэр, самая лучшая, что у меня есть. Только для особых гостей, – заискивающе проговорил, судя по всему, сам хозяин.

Прозвучали шаги – и стихли, когда хлопнули одна за другой сразу несколько дверей. Прислушиваясь к приглушённому гомону, я отпила из кружки – и всхлипнула, вытирая выступившие на глаза слёзы. Не знаю, из чего варили этот волрейн, но напоминал он наш глинтвейн, только с хорошей порцией перца. Очень хорошей – даже в носу закрутило. Но согревал он отменно – с этим не поспоришь.

Неожиданно в дверь постучали, и после разрешения входить, двое мужчин внесли тяжёлый сундук. Похоже, с моими вещами. Точнее, той девицы, в теле которой я оказалась.

А за ними в сопровождении служанки ввалился – по-другому и не охарактеризуешь – полноватый мужичок ростом мне чуть выше плеча. Это и ладно бы, но больше всего встревожило, что он был едва не вусмерть пьян.

– Это что, лекарь?! – Я медленно отставила полупустую кружку на столик.

Девушка виновато развела руками.

– Другого у нас нет. Он не всегда такой, – попыталась она оправдать вид врача, который, признаться, ни в какие ворота не лез.

– Да мне какая разница? Я не спрашиваю про дни, когда он «не такой»! Я его к себе не подпущу!

Лекарь пробормотал что-то совсем неразборчивое. Добавил, что он и в таком состоянии вылечит кого угодно. Сделал ещё шаг ко мне, заставив отшатнуться, и едва не рухнул лицом вниз: служанка успела его подхватить под локоть.

– Может, я могу помочь вам, мейси? – пропыхтела она, выталкивая горе-лекаря из комнаты.

– У меня там всё очень плохо. – Я поморщилась, осторожно притрагиваясь к боку.

Служанка помогла мне открыть сундук и выбрать сорочку на ночь. Я умылась, вытерпев её въедливый взгляд. Её буквально разрывало от любопытства от вида небрежной перевязи поперёк моего туловища. И спросить хотелось, и смелости не хватало.

– Да уж, это никуда не годится, – вздохнула девушка наконец.

А затем снова умчалась – уж сколько случилось со мной хлопот – но скоро вернулась с каким-то горшочком и узким мотком чистой ткани. Делала она всё гораздо осторожнее и более умело, чем Алдрик. Мне сразу полегчало настолько, что о ране и вовсе можно было позабыть. Если воздержаться от резких движений.

Выяснить бы ещё хоть что-то у этой милой девушки, о которой я, похоже, несправедливо подумала в не самом лестном ключе.

– Как вас зовут, мейси? – спросила, вспомнив, что так и не узнала её имени.

Страшно было, конечно, напутать что-то в обращении, но похоже, ошибки не случилось.

– Лаура. А вы ведь Паулине дер Энтин… – Она глянула исподлобья. Не спросила, но уточнила. – Простите, но о вас сейчас так много говорят.

Так-так – я, прямо как ищейка, почуяла возможность узнать о себе побольше.

– Что же обо мне говорят? – фыркнула с нарочито небрежным видом и снова отпила из кружки.

Кажется, к этому напитку я уже начинала привыкать – по крайней мере, передёргивать меня перестало.

Лаура вздохнула и почему-то покосилась на дверь.

– Что вы – невеста главы Стражей йонкера Маттейса ван Берга. Что он выкупил все долги вашей фамилии… И вас, – она совсем замялась. – Мне негоже обсуждать господ. Простите.

– Если вы обсуждаете меня со мной же, в этом нет ничего предосудительного, – я мягко улыбнулась. – Просто… столько всего случилось. Столько бед. Если ещё обо мне ходят недобрые сплетни…

Лаура неопределённо передёрнула плечами. Видно, сплетни и правда поганые. Этого ещё не хватало.

– Всё же лучше мне помалкивать, а то ещё мениэр Зангер выгонит меня с работы. А мне нужны деньги.

– Деньги всем нужны, – заметила я.

Но, что ни говори, а нарочно вытягивать из девушки те сведения, что она рассказывать не хотела, я не имела права. Раз это могло навредить ей. И не успело прийти решение, как бы узнать ещё хоть что-то, как отрывистый стук в дверь заставил нас с Лаурой одновременно вздрогнуть.

Дверь распахнулась – и я едва удержалась от страдальческого вздоха. В комнату вошёл Хилберт ван Берг.

– Можете идти, – он не глядя махнул рукой служанке.

И та исчезла, словно сквозняком её вынесло. Только напоследок сочувствующе взглянула на меня. Даже не знаю, почему! Дайте подумать!

Озираясь, йонкер прошёл в комнату, хмыкнул каким-то своим мыслям, а потом уставился на меня, заложив руки за спину. Сырой после дождя плащ он уже скинул, как и куртку – и теперь остался в перехваченной широким ремнём свободной рубашке, заправленной в облегающие его крепкие ноги штаны. В ножнах на поясе висело оружие: увесистый меч с красивой рукоятью – с одной стороны. С другой – то ли нож, то ли какой-то кинжал, чуть короче.