Даня, изрядно продрогнув, забрался в тягач и велел Гвоздю:

– Давай сходи к нему, скажи над могилой какие-нибудь красивые слова. Он ведь наш, и не должен уйти просто так.

Мастер кивнул.

Встав над темным пятном свежеперекопанной земли, Гвоздь задумался. Как проводить человека, о котором ничего не знаешь?! Впрочем, не совсем ничего.

– Кореец, я недавно говорил с Даней, это генерал одной команды и мой друг по совместительству. У него есть принцип: «Этот мир держится на слове, и слово должно быть прочнее стали». Скорее всего, Даня прав. И ты умер ради крепости своего слова. Ты остался здесь, хотя мог бы, наверное, убежать от оборотней. Не знаю, где ты сейчас, и я не имею ни малейшего представления, что ждет всех нас за порогом… Но если там есть какой-нибудь суд над нами, пусть твоя верность слову тебе зачтется. Прощай, Кореец, мы исполнили свой долг. Пусть земля тебе будет пухом.

…Третий час тягач на сверхмалой скорости преодолевал гиблую полосу развалин. По старой карте тут должно было быть Ленинградское шоссе, а по воспоминаниям Гвоздя – проход на проходе, и все широкие, торные… В реальности же глубокие овраги прорезали беспорядочные нагромождения развалин, раскуроченные жилы труб пялились пустыми глазницами на тусклое небо, остовы горелых бронетранспортеров и грузовиков тут и там перегораживали путь. Посреди этого глухого убожества в гордом одиночестве стоял целехонький фонарный столб.

В яме, почти доверху заполненной ярко окрашенными железяками, оставшимися от бензозаправки, лежал раскуроченный корпус вертолета Ми-24, и через пробоины было видно, как пожилая упырица с фиолетовой рожей, взбесившись от первых холодов, упрямо таранит лбом останки приборной панели. Вампиры любят тепло, и дыхание зимы приводит их в состояние неконтролируемого гнева суток на десять. Потом большинство из них вымирает, а наиболее крепкие впадают в подобие медвежьей спячки. С ноября по март дееспособность сохраняет один из ста упырей, и у такого монстра лучше не становиться на пути. Летом рождаются вампирятки, к осени все они становятся взрослыми особями, и поредевшее упырье племя, таким образом, восстанавливает численность… до зимы.

– Да мы так до вечера и половины пути не осилим, – ворчал Даня.

Мастер в ответ лишь пожимал плечами. Возможность вынужденной задержки они предусмотрели заранее и всем необходимым запаслись, как следует. Но лучше бы им не останавливаться на ночевку в незнакомой части города. Кто знает, чье внимание они тут привлекут…

Наконец, Гвоздь отыскал приемлемый проезд, и Гэтээс счастливо прорвался к бывшей железнодорожной платформе Братцево. Пластикатные шпалы здесь давно растащили на топливо для самодельных печек, а рельсы разбросаны были так, словно великан когда-то прошел тут, поминутно вытряхивая груды стальных спичек из гигантского коробка.

Тягач переехал оплывшую железнодорожную насыпь и уперся в оранжево-черный шлагбаум. Стоп! Дальше хода нет.

– Что будем делать, командарм? – осведомился Гвоздь.

– А ничего. Сейчас они сами повылазят.

Однако время шло, и никто не покидал стрелковых точек. А их, судя по светящимся кружочкам, изображавшим на экранах наблюдения людей, было всего две. Тогда генерал врубил на полную мощность громкоговоритель и зло заорал:

– Это команда, мать вашу, а не какие-нибудь хмыри! Неужели сами не видите?

Ноль внимания. Шлагбаум так и не подняли.

Тогда он прокричал местным частоту связи, и через минуту ему ответили по токеру не менее злым голосом:

– Чья, блин, команда? Я, блин, все, блин, команды тутошние знаю. И тебя бы знала!

– Команда генерала Дани, – ответил он спокойнее, – московский Юг.

Связь прервалась. То ли на той стороне совещались, то ли что-то отвлекло внимание местных. Генерал хотел было рявкнуть о полной готовности сровнять засаду с землей (такая возможность у него была), полить бензином и пожечь (чего не сделал бы ни при каких обстоятельствах, поскольку не любил все бессмысленное), но тут девичий голос, донимавший его вопросами, вновь зазвучал в токере:

– Какого Дани?

– Даниила Уварова, если кому понятней станет.

– Это чего, тот самый?

– В смысле – тот самый?

– Ну, который захватил трех, блин, гоблинских магов, лично перебил взвод Верных защитников и показал, блин, кагану голую задницу с расстояния в сто метров?

Генерал возмутился:

– П…ж! Мы взяли только одного!

– О! Да ты, парень, вроде как звезда… Ну, заезжай тогда.

Полосатая балка шлагбаума медленно поднялась. Подъехав поближе, Даня разглядел: ее, оказывается, приводил в действие шпендрик лет десяти. Из-за его плеча выглядывало два ствола старого охотничьего дробовика.

«И с этой пукалкой они хотели ломануть бронированный тягач? – подивился Даня. – Давно тут всерьез не воевали…»

– И с этой милой штучкой они хотели остановить тягач, усыпанный магическими примочками? – язвительно спросил Гвоздь, ни к кому особенно не обращаясь.

Проехав шлагбаум, Даня тормознул, вылез из люка и задал вопрос:

– Ну, где старшая?

Мальчуган, робея, запнулся, но потом звонко отбарабанил:

– Княгиня Елизавета Братцевская имеет честь принимать в своем замке странствующих витязей, совершающих северный поход… – дальше его как заклинило, и он не смог произнести ни слова.