— Мы живем, — бросаю равнодушно.

Генерал, который, даже находясь в тылу, боится за свою шкуру. Безопасное место ищет там, где идет война. Не было цели его поддеть, но именно так он воспринял мои слова. Поджал губы, нахмурился.

— Ты кто такой? — яростно начинает, как только входим в комнату, оборудованную под кабинет. — Кем себя возомнил?! Приказам не подчиняешься, мальчишка?! — тычет в мою грудь пальцем Каручай. — Твои заслуги – это удачное стечение обстоятельств! Нет повода для гордости, Багиров! — орет он. — Вы с братом слишком много на себя берете! Вы лишь солдаты! Невыполнение приказа – трибунал! По старой дружбе и только из уважения к твоему отцу под трибунал тебя не отправлю, — проходит к столу и садится в кресло. Показательная порка закончилась. Осталось дождаться дерьма, которое он мне приготовил. — Пока идет расследование, от командования тебя отстраняют. Напишешь рапорт на отпуск…

— Нет. Я остаюсь в отряде. Здесь я нужнее, чем на гражданке, — перебиваю Каручаева. Он знал, что я так поступлю. Сидит такой уверенный и думает, что, сняв с должности, унизил меня, поставил на место.

Он знает, что у нас тоже имеются связи в штабе, если припрет, обращусь. После того, как отца не стало, многие продемонстрировали свое истинное лицо, как то, что сейчас сидит напротив. Тем приятнее на душе, что остались нормальные, честные мужики, для которых слово «дружба» – не пустой звук и не возможность пролезть наверх по карьерной лестнице. Эту гниду отец в кресло посадил, сейчас, наверное, в гробу переворачивается.

— Вадим, возьмешь командование на себя? — оборачивается к Бате. Тот смотрит на меня, прежде чем ответить. Едва заметно киваю. Чужого в отряде не хочу видеть, не примут пацаны, будет противостояние, а нам на передовой бой вести.

— Приму, — кивает Батя.

Вряд ли кто-нибудь из штаба стал поднимать бурю в стакане из-за невыполненного приказа. Каручаеву спокойно спать зависть не дает. Сынок-утырок, хоть и обвешан орденами и звездами, прыщ на ровном месте, не пользующийся уважением коллег, а сыновья Багирова элитными группами командуют. Сколько раз он срезал мое представление к наградам? А Мирону? Пусть потеет дальше. Мои ребята пленных спасли без единой потери, пусть и с нарушением приказа, а его сынок ездит за своими следит и писульки в штаб отправляет. Мне не стремно простым бойцом идти воевать, мне стремно было бы на гражданке отсиживаться, прятаться за спинами друзей.

— Только без нарушений, Вадим. Командир теперь ты, — подзывает Лужина с папкой. Там уже и рапорта готовы. Надо было так подсуетиться? — Ярослава оставлю в твоем подчинении, но если он решит опять геройствовать, рисковать своими погонами и свободой будешь ты. Понял меня?

— Так точно, генерал-майор.

— Продолжать сборы, — командует Каручаев. — Жду вечером отчета, Вадим, — подходит к Бате и первым протягивает руку.

«Свали уже!..»

— Постараюсь ускорить расследование, — в дверях тихо произносит Лужин. — Не высовывайся пока.

Мы чуть задерживаемся. Первым выходит из дома генерал, задерживается на крыльце, осматривает бойцов. Ищет, к чему придраться.

Грохот… мат… крик…

Мы с Батей первыми пробиваемся к генералу, который лежит на крыльце. В лучшем случае без сознания. Фуражка отлетела в сторону, на голове шишка с яйцо, в двух местах пробита кожа, кровь заливает лицо. Упала какого-то хрена подпорка!

— Где медик?! — кричит Лужин.

Осматриваюсь в поисках не-Сереги. А вот и она… стоит с виноватым лицом, прикрыв рукой рот.

Ля… что она опять натворила?!

Прослеживаю за ее виноватым взглядом. Твою дивизию…

Я всегда говорил: баба в отряде – к беде!

Как? Как она умудрилась повесить свой тяжелый рюкзак на балку? Тот отлетел при падении и теперь валяется в стороне. Хорошо, что кроме генерала никого не убила. Вот так, генерал-майор, у нас и в тылу есть диверсанты. Опасно к нам ездить.

Пока никто не видит орудие убийства, переключаю на себя внимание.

— Нужно оттащить его в сторону, пока стена не обрушилась. Давайте, хватайте. Медик уже идет, — этой дурехе намекаю, что пора отмереть и перестать пялиться на рюкзак…

Алеста

Командир готов меня расстрелять взглядом. Злющий, как бешеная собака. Я ведь не специально, но моя виноватая и испуганная моська на него впечатления не производит. Как только генерала отнесли в сторону, прихожу в себя. Багиров оказывается рядом, отбрасывает ногой рюкзак за угол, словно он не тяжелее футбольного мяча.

— Постарайся его оживить, — тихо и угрожающее произносит он. Тоже нервничает.

— Леш, неси аптечку, — на ходу кричу товарищу.

Офицеры тоже нервничают, ругаются, пытаются привести в чувство генерала.

— Отойдите, — прошу их, падаю на колени у обездвиженного тела. Сердце от страха готово выскочить из груди, но действую я на автомате. Вокруг стоит тишина, все замерли в ожидании. Генерал дышит, что немного успокаивает, хотя руки продолжают дрожать. Моя профессия про спасение жизней, не знаю, как буду жить, если стану причиной смерти человека.

Багиров рядом, он молча помогает. Подносит аптечку, которую принес Лешка. Ставлю укол, в этот момент генерал приходит в себя, издает протяжный стон. Вздох облегчения проносится среди мужиков.