— Хм, пожалуй вы тут правы, Вильгельм Карлович, Того снова лезет на рожон при нашем перевесе в силах, — Алексеев задумался, и чуть громче произнес. — Мы ведь обязательно добьем любые поврежденные его корабли, а крейсера Камимуры или «гарибальдийцы» не выдюжат долгого боя с броненосцами. И нахватаются наших снарядов, возможно, потеряют ход — а у нас три отряда крейсеров, что легко разгонят его «собачек» с «нийтаками». Значит, Того уверен, что ему не откажут в помощи!

— Похоже на то, ваше высокопревосходительство!

Витгефт впервые за долгие месяцы улыбнулся — на секунду возникло ощущение, что начальник штаба будто сбросил с плеч тяжелую ношу, и полностью избавился от терзающих его страхов.

— Я с вами согласен, Вильгельм Карлович, — ожесточился Алексеев. — Если английский адмирал решил меня просто попугать своим присутствием, то он выбрал для этого крайне неудачное место и время для сей наглой демонстрации! Я не откажусь от боя с японцами, и мне плевать, какое мнение имеют на этот счет англичане! Нужно быть сумасшедшим наглецом или отчаянным безумцем, что лезть сейчас в драку, пытаясь нас запугать одним своим присутствием! Не выйдет — я вас…

Евгений Иванович произнес короткую и экспрессивную речь, состоящую из одних матов. И сбросив словами раздирающее душу напряжение, подытожил, будто сплюнув:

— Сказано — две собаки дерутся, третья — не лезь!

— Если мы сохраним такой же ход, то Матусевич придет не через четыре часа, а на полчаса раньше, — негромко произнес контр-адмирал Витгефт, и добавил абсолютно хладнокровно.

— О выходе нашей второй эскадры англичане и японцы не могут знать — уже проверено, из Квантуна не отправляют телеграммы и не выпускают людей. Нам нужно продержаться это время и нанести неприятелю как можно большие повреждения — а потом добить все поврежденные корабли, имея дополнительно в строю четыре «свежих» броненосца. Пусть они тихоходные, но скорости будет хватать, чтобы догнать ползущего противника, к тому же потерявшего большую часть артиллерии.

— Вы правы, Вильгельм Карлович. Мы не знаем, какую игру затеяли англичане, но они явно не понимают, что в нее может быть вовлечено множество участников. Что ж — пора принимать решение!

Алексеев задумался, прикидывая варианты. Одно дело воевать с одними японцами — тут в успехе адмирал не сомневался. И совсем иное, если на концевой отряд Рожественского наваляться еще три английский броненосца. Крейсера отобьются, тут он не сомневался, но требовалось парировать потенциальную угрозу.

— Ваше высокопревосходительство! Англичанам еще догонять целый час, может чуть меньше, а за это время мы сумеем выбить несколько броненосных крейсеров, которые непригодны для долгого боя в линии. Да и британские корабли пусть и имеют чуть большую скорость, но их броня всего семь дюймов, и попаданий 305 мм снарядов не выдержит!

— Вы правы, Вильгельм Карлович, недаром французы говорят — ордре, контрордое — дизордре!

— Все правильно сказано — приказ и перемена приказа ведут к беспорядку, — Витгефт был сегодня поразительно спокоен, чуть мрачен, но при этом продолжал странно улыбаться. — Нам не следует менять диспозицию, и атаковать неприятеля превосходящими силами. И тогда прибытие британцев ничего не изменит — будет равенство. А потом подойдет Матусевич, и все будет решено в нашу строну!

– Немедленно радировать Эссену! Пусть пересечет курс английской эскадры и предупредит об опасности! И от того как они себя поведут, мы будем знать, как с ними себя вести!

Алексеев еще раз посмотрел на строй японских кораблей и тут флаг-офицер огорошил всех на мостике сообщением:

— Радиограмма от Эссена — британские крейсера сделали два выстрела по «Новику» из главного калибра, недолеты!

— Кое-что проясняется, — Алексеев неожиданно ощутил, как пришло спокойствие, и, посмотрев на офицеров, увидел, что страха нет на лицах, а есть холодная решимость выполнить свой долг до конца. Каждый хорошо представлял, на что способны корабли Ройял Нэви, вот только никто не затрепетал, не побледнел. Им всем доводилось уже бить японцев, которых англичане не только обучали, но и до зубов вооружали, строя для них броненосцы с крейсерами на своих верфях.

— Передать по эскадре — первыми огонь по британцам не открывать, если начнут сближение! Но если их броненосцы откроют по нам стрельбу — драться беспощадно, и относится к ним как к врагу!

И посмотрев на вытянувшихся офицеров, с нехорошим смешком, процедил медленно, сквозь зубы:

— Два недолета — это не война! Они могут заявить, что это было предупреждение, или случайные выстрелы! А тут провокация не пройдет — встали в линию к японцам — то начали против нас войну! Не до политесов будет — наше дело воевать, а дипломаты потом пусть сами разбираются кто первый начал, и кто в чужую драку полез! Все по местам!

Сделав паузу, и еще раз внимательно посмотрев на японские корабли, Алексеев начал отдавать приказы, благо диспозиция была хорошо проработана заблаговременно и проведены предварительные учения. Теперь оставалось проверить ее правильность…

— Что не нравится?! Не ожидали такого?!

Отряд броненосных крейсеров Камимуры, пытавшийся охватить головные русские броненосцы, попал в скверную ситуацию. Алексеев бросил вперед крейсера Вирена, имевшие больший ход, чем японцы. «Баян», «Богатырь» и «Олег», имея бортовой залп из 26-ти 203 и 152 мм пушек, обрушились всей мощью огня на флагманский «Идзумо», который отвечал им из 11-ти орудий. Вскоре до самураев дошло, что Камимура потерял управление над собственным отрядом — град русских снарядов начисто сбил все антенны и порвал фалы. Выскакивавшие на мостики сигнальщики не успевали взмахнуть флажками, как тут же сметались разрывами, которых было неожиданно много — часть орудий перешла на стрельбу чугунными бомбами, взятыми из береговых батарей. Бомбы были бесполезными против брони, но хорошо взрывавшимися, там, где толстой стали не имелось. Взрывы уродовали железные надстройки, превращая их в металлолом, и калечили трубы, что уменьшало ход корабля. Пусть пироксилин и слабее шимозы, но когда взрывается сразу больше восьми фунтов, то мало не покажется.