«Скажу!» — решил я и проглотил слюну.

— Дядя Абибо... Три дня тому назад из колонии бежали заключенные...

— Знаю, — сказал он, глядя мне в глаза.

«Какие у него светлые, чистые голубые глаза, — подумал я, — как же не довериться такому человеку?..»

— Их было пятеро: Гиви, Гижо, Красавчик Вахо, Ирача и Тайера — Рамаз Корсавели...

— Знаю. Что же дальше? — оживился Абибо.

— Из них двоих убили...

— Знаю.

— Среди трех спасшихся один мой школьный товарищ...

— Фамилия?

— Корсавели.

— Имя?

— Рамаз, Тавера.

— Где он?

Вопрос был задан столь неожиданно, что я растерялся.

— Где? Не знаю... Утром видел его... Где он сейчас — не знаю...

— Не знаешь?

Я понял, что это уже допрос.

— Где он сейчас — не знаю! — повторил я окрепшим голосом.

— Хорошо... Что еще?

— Дядя Абибо, я и Тавера вместе учились... Тавсра отсидел шесть лет, и больше он не может... Он сказал, что за шесть лет написал сто заявлений, но их никто не читал, или никто ему не поверил... Он сказал, что навсегда покончил с воровством, что он хочет спокойно жить, учиться, работать, что у него нет никого, к кому бы он мог обратиться за помощью, за советом, что сидеть еще четыре года он не в силах, ему должны поверить, иначе он покончит с собой... У Таверы, дядя Абибо, кроме меня, действительно никого нет, а у меня — никого, кроме вас...

— Никого, кроме тебя? — переспросил Абибо.

— Никого.

— И он пришел за помощью к тебе?

— Да.

— А ты ко мне, в полночь?

Не выдержав пристального взгляда Абибо, я опустил глаза.

— И ты не знаешь, где он?

— Я сказал ему, что вы добрый, хороший человек, что вы поверите ему и поможете...

— Почему он не пришел сам?

— Не посмел...

— Хочет, чтобы его простили?

— Да. Поверили и простили. Он больше не будет воровать. Он хочет жить по-человечески.

— Хочет?

— Дядя Абибо, вы верите мне?

Он, видно, не ждал такого вопроса и потому смешался.

— Верите?

— Смотря в чем...

— Вообще.

— Вообще? Вообще ты хороший парень, почему бы тебе не поверить?

— Так вот, Тавера лучше меня. Он в школе был отличником. У него девять похвальных грамот, девять! Но один раз он ошибся... Должны же человеку поверить? Если вы верите мне, поверьте и Тавере! Поступите с ним так, как поступили бы со мной... Вас все знают, уважают, все будет так, как скажете вы...

— Завтра! — сказал Абибо и погасил настольную лампу.

— Что завтра? — не понял я.

— Завтра узнаю все, завтра вечером.

Я не видел Абибо — в комнате было темно.

— Мне прийти завтра?

— Завтра вечером!

Абибо щелкнул кнопкой выключателя. Он стоял спиной ко мне, а когда обернулся, я вновь увидел его чистые, спокойные голубые глаза.

— Завтра! — повторил он и открыл дверь.

Последняя лекция — история Грузии. Половина девятого. Еще пятнадцать минут, и я пойду домой... Сейчас Тавера сидит на моей кровати, ждет меня... Абибо, наверно, уже вернулся с работы. Он тоже ждет моего прихода... Мать на кухне, сидит у окна, смотрит на часы. Она, конечно, ждет меня больше всех!..

На кафедре стоит низенький профессор. Он прекрасно читает лекции, и потому слушать его приходят все — в аудитории яблоку негде упасть...

...Вахтанг Горгасал был человеком могучего телосложения, и была в нем силища неимоверная...

...Я и Гурам сидим вместе. Гурам не сводит глаз с профессора, но думает он о чем-то своем. О чем? Наверно, о Тавере. Утром я все ему рассказал, и он обозвал меня дураком. Гулико сидит перед нами. Огненная ее голова среди стольких черных голов горит, словно солнце. Гулико внимательно слушает профессора и время от времени что-то записывает...

Пригласил молодой царь визирей и поведал им о своем решении — пойти походом на аланов и хазар, дабы вызволить из неволи похищенную сестру свою Мирандухт...

...С тех пор как мы вернулись из Батуми, я ни разу не встречался с Гулико. Ее мучает женская гордость, меня — мужское самолюбие. Она ждала моего поражения, я — ее капитуляции. Гурам вызвался было выступить в роли парламентера и долго курсировал между двумя лагерями. Но потом в нем заговорило чувство собственного достоинства, и он махнул на нас рукой...

Тавера ждет меня. Ждет меня мать. И Абибо тоже ждет...

...В узком Дарьяльском ущелье войскам пришлось бы трудно. Потому и договорились противники — выставить своих палаванов. Вышел от хазар некий Тархан — косая сажень в плечах. Фарсман Фарух защищал честь грузин. Сошлись палаваны. Размахнулся Тархан и рассек пополам Фарсмана вместе с конем. Приуныли грузины. И велел тогда царь Вахтанг подать коня...

— А ты не проговорился, что Тавера у тебя? — в сотый раз спрашивает меня Гурам.