— Да потому вас и бьют, — резко щелкнув портсигаром, закричал вдруг он, — что наступать не умеете. В атаку на Бесовых без середняка пошли, без союзника! Да много ли вас тут, одной бедноты-то? Уж ежели наступать, так надо, как на войне, — дружно, всем эскадроном. А вы? Десятком, во весь опор, выскочил вперед: «ур-ря!» Эскадрон за полверсты сзади остался, на рысях идет, еще и в лаву не развернулся, а вы до того зарвались, что чешете без оглядки и уже с противником сближаетесь. Тут он вас, голубчики, одних-то и пор-рубит в капусту да потом и начнет весь эскадрон без командиров-то крошить!

К концу своей горячей речи Трубников уже стоял среди избы, широко расставив кривые ноги и размахивая кулаками.

Опомнившись, сел опять на лавку.

— Я дивлюсь еще, как вам до сих пор голов тут не снесли!

Очевидно, стыдясь своей горячности, заговорил теперь уже совсем тихо и спокойно:

— Вот сегодня к вам приходил мужичок при мне, с заявлением насчет выхода из колхоза. Тимофей Ильич, кажется. Фамилии его не знаю я…

— Зорин, — подсказал Синицын мрачно.

Трубников улыбнулся.

— Он середняк ведь, контра, как вы говорите. Чего же тогда за него держитесь, из колхоза не отпускаете?

— Про Зорина этого не говорим, — поднял голову Боев. — Зорин, верно, из хозяйственных, но мужик лояльный, справедливый. К нему и народ сильно прислушивается. Ну только иной раз Тимофею Ильичу тоже вожжа под хвост попадает…

— Зорина из колхоза нельзя отпускать никак, — вмешался твердо Синицын. — Он за собой многих утянуть может.

— Ага! — вскинулся Трубников. — Поняли, значит, кто ваш союзник-то! Поняли, значит, что без него вам и колхоза на ноги не поставить, и Бесовых не разгромить!

Покачал головой с тяжелым укором и сожалением:

— Только давно уж, Иван Михайлович, сами вы из колхоза-то отпустили его!

— Это как же так? — сердито насторожился тот.

— Да вот так. Взгляни-ка хорошенько на его заявление-то: оно ведь все в дырах! Небось не одну неделю Тимофей Ильич его за пазухой таскал. С месяц уж, видать, как задумал он из колхоза-то уйти, да все не решался, побаивался. А вот почему задумал уйти? Как вы на этот счет полагаете?

Трубников требовательно глядел по очереди на обоих, ожидая ответа, но так и не дождался.

— Обидели вы его! Первый раз обидели, когда в колхоз силой загнали. Да он бы эту обиду пережил, потому что сам не против колхоза, сам в него пришел бы, только вы ему подумать не дали, не убедили толком. Не успел он от первой обиды в себя прийти, как вы его опять обидели.

— Когда? — шевельнул усами Синицын.

— Сегодня. Ведь он пришел к вам на непорядки жаловаться, а заявление-то сгоряча подал. У него сердце болит, что в колхозе порядка нету и никто ни за что не отвечает. Скоро вон сев, а на чем пахать будете? Лошади-то у вас до того худы, что на них только дым возить! «Да в таком колхозе, — думает Тимофей Ильич, — того гляди, без хлеба останешься!» И все же не ушел бы он из колхоза, кабы его выслушали и поняли. А вы не то что выслушать, накричали на него, припугнули да еще на одну доску с кулаком поставили. После этого удержишь разве его в колхозе? А куда он пойдет сейчас? Куда вы толкнули его, туда и пойдет: к Бесову. Больше-то ему сейчас идти некуда. А не пойдет, так Бесов сам за ним явится. Ему союзники нужны, без них он пропал. Он-то это лучше нашего понимает.

Трубников замолчал, и все трое, не глядя друг на друга, долго сидели в суровой тишине.

— Ежели мы и дальше так дело поведем, — первым не выдержал Трубников, — развалится наш колхоз. А нас всех…

И улыбнулся, взглянув на Синицына и Боева, которые сидели, нахохлившись, словно грачи в дождь.

— …нас всех отсюда по шапке да еще снегу в штаны насыпют, как мне тут одна гражданка сегодня посулила.

— Эта какая же гражданка? — впервые оживился несколько Синицын.

— Да я ведь никого не знаю тут. Она меня нарочно у колодца поджидала, чтобы обрадовать. «В колхоз, — спрашивает, — загонять нас приехали?» И пошла чесать! Вы ей тут насолили, а попало-то мне.

— Из себя-то какая она? Пожилая али молодая, — смеясь, допытывался Боев.

— Молодая. Красивая такая, в черной жакетке, носик аккуратный, а глаза вроде как синие…

— По всем приметам, Настька Бесова, — догадался Боев. — Она, вишь, кулацкого роду, и к тому же одна сейчас, без мужа. Зла в ней много должно скопиться.

— Где же у ней муж?

— А вот тот самый, что насупротив вас сидел, в кожанке-то. Кузовлев Елизар. Мы его тут на курсы послали, учился он там на тракториста. А она тем временем вильнула хвостом, взяла да и ушла к своим родителям.

— Почему же!

— Кто их знает, — почесал в затылке Боев. — Надоело, видать, у Елизара в бедности жить, да и сердце не лежало к колхозу. Выключилась тут без него. Нам от нее с Иваном Михайловичем перепало тоже маленько. На язык-то уж больно она бешеная…

Посмеялись, радуясь минутному душевному облегчению, и снова тяжело примолкли.

— Так что же теперь делать-то будем, товарищи дорогие? — со вздохом полез всей пятерней в смоляные волосы Трубников. — Поправлять ведь ошибки-то надо! Давайте-ка народ собирать завтра. Статью товарища Сталина «Головокружение от успехов» обсудим, а также и новый устав колхозный. Признаем все, как есть. Не будем бегать от правды. Али мы не большевики?