Шрифт:
117
иерархически упорядоченном начале, которое, по своем образу и
подобию, систематизирует социальную жизнь человека, а во
вторых, и одну из самих влиятельных структур современного
западного сознания -- фрейдовскую структуру личности, ибо
"желание" мыслится как феномен, "категориально" противо
стоящий любой структуре, системе, даже "идее порядка". Как
выразился Гваттари на характерном для него языке, "желание
– - это все, что существует до оппозиции между субъектом и
объектом, до репрезентации и производства"; "желание не явля
ется чем-то получающим или дающим информацию, это не ин
формация или содержание. Желание -- это не то, что деформи
рует, а то, что разъединяет, изменяет, модифицирует, организует
другие формы и затем бросает их" (Гваттари, 219, с. 61).
Философская традиция осмысления "желания" оказалась
весьма почтенной; если раньше ее отсчитывали от Фрейда, то
теперь, благодаря усилиям нескольких поколений историков и
теоретиков, ее возникновение (по крайней мере, в пределах
европейской традиции, чтобы не касаться индуизма с его фалли
ческим культом лингама) прослеживается от древнегреческой
философии и прежде всего от концепции Платона о космиче
ском эросе. Литература на эту тему поистине неисчерпаема и
нет ни одного уважающего себя литературоведа, социолога или
философа, который счел бы для себя возможным пройти мимо
этой проблемы.
Из постструктуралистских интерпретаторов "желания", по
мимо Делеза и его соавтора Гваттари, следует упомянуть Рола
на Барта с его "Удовольствием от текста" (1973) (84) и Юлию
Кристеву, подборка сочинений которой была переведена на
английский под характерным названием "Желание в языке:
Семиотический подход в литературе и искусстве" (1980) (263),
Жан-Франсуа Лиотара и, конечно, самого Дерриду, у которого
проблема "желания" (как, впрочем, и все затрагиваемые им
вопросы) приобретает крайне опосредованную форму.
Как пишет Лейч, "желание, подобно власти у Фуко, для
некоторых постструктуралистов возникает как таинственная и
разрушающая, всюду проникающая производительная сила ли
бидо" (Лейч, 294, с. 211). Критик подчеркивает, что присущее
"желанию" качество принципиальной "неопределимости" роднит
его с аналогичным по своим характеристикам понятию
"различение" в теории Дерриды. Это очень примечательное
замечание, поскольку проливает свет на природу постструктура
лизма и деконструктивизма вообще, на их сверхзадачу.
Биологизация желания и либидозность "социального тела"
Биологизация желания
во всех его проявлениях и -
как ее естественное продол
жение -- эротизация -
неизбежное следствие общего
иррационального духа пост
структуралистского мышле
ния, возводящего своеобразный культ тождества общества и
тела со всеми сопутствующими натуралистическими подробно
стями. Здесь мы имеем дело с довольно стойкой мифологемой
современного западного мышления, ведущей свое происхождение
еще от соответствующих аналогий Гоббса, не говоря уже об
античных проекциях Платона и стоиков. Например, Мерло
Понти утверждал, что "очагом смысла" и миметических значе
ний, которыми наделяется мир, является человеческое тело. При
этом мир у него, как пишет В. Н. Кузнецов, оказывается в
зависимости от тела, которое в своем познании конструирует
этот мир посредством "форм желания" : "сексуальности и языка"
(44, с. 288-289).
Барт в своих последних работах "Сад, Фурье, Лойола"
(1971), "Удовольствие от текста" (1973), "Ролан Барт о Ролане
Барте" (1975) вводит понятие об "эротическом текстуальном
теле" (подробнее см. с. 171).
Либидозное существование "социального тела" -- т. е. об