Взять и успокоится

Золото – молчание

Радио бессонница

Станция «прощание»…

Покажи.. покажи ..покажи.. покажи… почему…почему.. я с тобой..

DOROFEEVA – я твоя не первая.

Сегодня последний день. Думаю об этом все время. Сердце сжимается от предчувствий. Ожиданий. Уверенности в том, что я справлюсь нет ни какой.

Продумываю каждый шаг своей вольной жизни. Не выходит. Волнение накатывает и сбивает. Я не знаю, что значит управлять своей жизнью. Как ее строить на фактически пустом месте. С нуля.

Одно утешает наличие свободных средств. На съемную квартиру хватит. Старая принадлежит родителям, а после того как я перестану быть деталью, в схеме укрепления финансовых позиций. У меня останусь только я. С небольшим, это как вывод из текущей ситуации, мозгом. И раздробленным в осколки сознанием.

Выбора фактически то и нет. Или так. Или никак. В том, что мама и отец встанут на сторону Архана, я не сомневаюсь. Слишком прочно, он закрепился в их головах, в образе альтруиста. Цена была. Только ее никто не видел. Даже я.

И как оказалось, призом в этом трех годовом забеге, оказалась не моя женская красота. Фирма Полонского питалась за счет «Стройкарта». Это Вольнов просветил. Никто не понял. Когда стоишь на коленях и молишься, трудно что-то рассмотреть. Это тоже от Кэда нахваталась. Трактовка была «немного» другая, в стиле Вольнова, но суть аналогична, про позу кстати тоже. Контекст иной. Но попа при этом неизменно к верху.

Думаю. Думаю. И смотрю. Все время. Как раньше. Три года назад. На Кэда. Вбираю его в себя и отпускаю, мысленно. Получается. Нет. Слишком близко. В поле зрения, поэтому не выходит. И это очередное послабление для себя. Убеждаю, что пройдет. Что временно. Нахлынуло как воспоминание, так и рассеется, когда затеряемся в большом городе.

Эти бесконечные взгляды в упор, как шоковая терапия резко, горячо. Расходятся кипятком по венам, сеются по капиллярам, проникая до самой мельчайшей клеточки. Оживляют.

Одно но, неизвестно каким будет побочный эффект. Очень хорошо если бессонницей. Гораздо хуже, если сердечным приступом и отказом внутренних органов. Того же бедолажного сердца и легких, которые итак работают на износ, когда дистанция сокращается. Частые толчки за ребрами, глубокие до ожогов вдохи. На контрасте с бесчувствием, еще насыщенней, острее, воспринимаются.

Как только замечаю желтые вспышки фар в темноте. Пулей несусь в свою комнату. Реакция срабатывает. Защитная, вероятнее всего.

Сегодня день гибели Максима. Знаю от Марины, что Кэд проводит его на кладбище. Целый день, каждый год. Даже осмыслить сложно размах этой утраты.

Слышу шаги за дверью, затихают пару минут и удаляются. Еще полчаса выхаживаю по комнате, как-то давит. Про сон и не мечтаю, слишком много всего в голове. Дышать хочется воздухом свежим, ночным и безопасным.

Потихоньку выхожу, спускаюсь вниз, пробираясь в темноте к стеклянной панораме в столовой.

– Не спится – поворачиваюсь, всматриваясь в темный силуэт на кожаном диване.

Тихими шагами подхожу, почти крадусь, вытирая резко вспотевшие ладони. От страха. От неожиданности. Нисколько. От хриплой вибрации в его голосе. Такой трескучей, что кожу засыпает мелкими пузырьками. Немного кислорода в легкие, и почти спокойным голосом говорю:

– Есть немного, свобода дело волнительное – усмехается, не вижу, слышу – Ты как? сегодня же ..- не успеваю закончить, резко тянет усаживая на колени.

– Маринка рассказала?

– Да, я могу послушать. Говори все что хочешь, легче станет – двигает мое бедро в сторону, заставляя оседлать себя.

– Нет – зарывается в меня, ища утешения – Кать, посиди со мной.

Снова общаемся без слов. На физическом уровне. Восприятием тепла между нами. Дыханием и соединением горячей кожи.

– Хорошо – соглашаюсь, притягивая его голову к себе и пальцами глажу по шее, волосам. Облегчаю, забираю себе, чтобы ему меньше осталось.

Застываем, мысленно в другой реальности обмениваясь потоками. Он отдает. Я поглощаю.

Минуты бегут, утекаю. Уносят. Губы начинают скользить по коже на ключице, руки на талии сжимаются крепче, спускаются, притягивают. Чувствую под собой стремительно напрягающуюся плоть. Шепотом разносится по шее, согревая, накаляя дыханием:

– Кроха, не позволяй мне… не надо – но не отрывается, гладит, протягиваясь к бедрам, надавливая подушечками пальцев на кожу.

Таким шквалом разит сокрушающим. В туман, в забытье погружает. Дурман свой ядовитый разносит в каждую молекулу. Порабощает. Личный кайф, незаменимый.