Еще три дня… Он вошел в вихрь из сотен причудливо одетых существ и людей в красных одеждах, заполонивших президентский зал.

— Септаме, на пару слов? — маршал Чекври, тронула его за локоть, чтобы отвлечь от толпы, окружавшей помост, где исполняющий обязанности президента приветствовал аватаров.

— Конечно, Чекври, но… я несколько занят.

— Как и всегда. Однако. Две вещи. Первое: корабли, патрулирующие пространство вблизи флота Ронте, считают, что флот направляется в Ватреллес. Я подумала, что будет не лишним дать об этом знать нашим новым союзникам лисейденам.

— Что? Зачем?

— Отвлекающий маневр. То, что наполнит новости, и, если они поссорятся, то, возможно, предоставит нам ещё одну причину убедить общественность в их воинственности, нет? Своего рода подкрепление ранее сказанного.

— Да, да, хорошо. Это всё?

— Нет. Я ведь сказала две вещи. Есть кое-какие приятные новости.

— Это обнадёживает. И о чём речь?

Помощники маршала и его собственные во главе с Солбли и Джеван создали вокруг них пространство, позволив им поговорить наедине.

Чекври приблизила свой рот к его уху.

— У нас есть важный актив, который может пригодиться.

— Правда? И что же это? И где?

— В Ксауне. И это вернувшийся Чуркун. Некоторое время он был в отключке, подумывая о скорой Сублимации после событий в Аблэйте, но в итоге всё таки не решился на прыжок и теперь хочет идти со всеми остальными — разве это не мило? — поэтому сообщил мне, с радостью, о своём намерении и спросил, может ли он быть ещё чем-то полезен. И я отправила его в Ксаун, потому что это далеко не последнее место, которое может заинтересовать корабли Культуры и беглянку Коссонт. — Маршал слегка отступила назад и подмигнула ему. Подмигнула! Делала ли она это раньше? Было ли это чем-то новым, каким-то свежим послаблением в поведении и дисциплине в преддверии скорого сублимирования? — Симуляции поддержали меня, но первоначально это была моя идея. Всегда приятно, когда тебе подтверждают, что ты права, не правда ли, септаме?

— Да, всегда, — машинально согласился он.

— И я думаю, что в этот раз мы должны выступить в полную силу, так сказать, без перчаток, продемонстрировать мощь, если потребуется, не так ли?

— Да, да, всё, что вы сочтёте нужным.

— Великолепно. Итак, у нас есть полностью оснащенный, закаленный в боях линкор, готовый и ожидающий в Ксауне, и это очень хорошо, чрезвычайно хорошо, септаме. Могу ли я сообщить вам, почему?

— Да, Чекври, отчего бы вам не сказать мне?

— Потому что, как мне только что сообщили, нечто быстрое — и стремительно приближающееся, а также очень резко тормозящее — почти уже остановилось у Ксауна, и это нечто — наверняка корабль Культуры.

Перед полковником Агансу, всё ещё проходившим процедуры, которые, по его мнению, означали, что он находится на ремонте, а не представляет собой нечто биологическое, требующее исцеления, встала дилемма.

— Полковник, приказы ясны. Вы должны обновить свой аватар в Ксауне. Он терпеливо следовал бок о бок с дирижаблем почти десять дней, но теперь есть большая вероятность того, что он окажется в опасности, когда у него должны быть преимущества, которые мы можем ему дать.

— Я знаю об этом, капитан, — сказал Агансу. — Благодарю.

Полковник был тяжело ранен во время сражения на Инкасте, орбитал Бокри. Существо Культуры — аватар корабля — сумело не только уничтожить боевого арбитра Ухтрина путем незаконного применения оружия из антиматерии в закрытом гражданском пространстве, но и каким-то образом обратило его собственное оружие против него, превратив большую часть своего тела в идеально отражающую чашу, перенаправившую лазерный импульс прямо в полковника, искалечив и костюм, и тело, отправив его вниз по шахте лифта практически без шансов на спасение.

Он всё ещё мог слышать собственные крики, громко звучавшие в шлеме, когда он летел, ослепленный, горящий, заживо спекающийся, с раздробленными ногами и рукой, в шахту, где приземлился с ужасным сокрушительным треском на разрушенную ранее кабину лифта. Тогда он потерял сознание, или, возможно, уцелевшие медицинские функции скафандра милосердно усыпили его, но он все еще слышал этот сырой, нечеловеческий крик в своих ушах и чувствовал жуткий чавкающий стук от удара, разорвавшего скафандр, разбившего его кости и сломавшего спину.

Скафандр и шлем спасли его. А потом и Уагрен вернул его на борт, поместил в свой медицинский комплекс, осторожно отчистил и удалил почерневшие, пузырящиеся остатки, срезал обгоревшую, запекшуюся кожу и мясо там, где их нельзя было восстановить, прежде чем — осторожно, почти любовно — начал сращивать его кости, восстанавливать и выращивать разорванные, покалеченные органы, лечить, где возможно, и заменять, где необходимо, его истерзанную, почти уничтоженную плоть.

Это был процесс, продолжавшийся и поныне. До физического восстановления Агансу оставалось ещё много дней, в течение которых он будет в значительной степени зависеть от корабля, вплоть до момента, когда через три дня произойдет Сублимация — если, конечно, она свершится по расписанию.