Потом последовала новая порция шашлыков. Я уже начинала чувствовать себя удавом, проглотившим футбольный мяч. Нинон, разморенная не меньше моего, задремала, пользуясь тем обстоятельством, что очки не позволяли разглядеть, открыты ли ее глаза или закрыты. А сумерки постепенно сгущались и сгущались, пока не сгустились до полной темноты.

Поэт-песенник включил свет в окнах первого этажа, стало светлее, зато на нас напали кровожадные комары. Компания собралась передислоцироваться в дом, а мы с Нинон решили попрощаться, но именно в этот момент на сцене появилось новое действующее лицо.

Понятия не имею, откуда она взялась, эта странная девица, словно из-под земли выросла: невысокая брюнетка с нервным, я бы даже сказала, истеричным лицом.

— Ах ты, мерзавец, пакостная рожа, вот что ты здесь делаешь! Развлекаешься, а мне сказал, что у тебя деловая встреча! — заверещала она на всю округу.

Все замерли, а бедный поэт-песенник задрожал, как овечка.

— Это что, его жена? — шепнула я Нинон.

— Еще чего! — фыркнула она. — Широкорядов никогда не был женат.

— Тогда кто это?

Нинон передернула плечами:

— Наверное, одна из его пассий. Где он только нашел такую истеричку?

Слегка очухавшийся Широкорядов выругался:

— Какого черта ты сюда пришла? Разве я тебя звал?

Он взял девицу за плечо и попытался вывести за калитку. Та вырвалась и с диким визгом отпрыгнула в сторону. Вид у нее был ужасный: длинные черные волосы, щедро пропитанные гелем для укладки, отчего они казались давно не мытыми, растрепались, из глаз брызнули слезы, руки затряслись.

— Ты… ты!.. — снова заорала ©на, и это были последние членораздельные речи, которые мы услышали в тот вечер. Дальше был только вопль, низкий, протяжный, похожий на вой волчицы. У меня даже мурашки по коже пробежали, а Нинон приподняла очки на лоб и, сощурившись, уставилась на эту злобную фурию.

Ксюша презрительно отвернулась, «чернобурки» испуганно сбились в кучку, а посерьезневший Ленчик поинтересовался у Широкорядова:

— У тебя что с ней, серьезно? Поэт-песенник сделал страдальческую мину:

— С ума сошел? Зачем мне эта идиотка? Не знаю уже, как от нее отбиться…

— А папенька ее в курсе? Широкорядов скрипнул зубами:

— Папенька на нее давно рукой махнул. Только время от времени вытаскивает за уши, когда она вляпается в очередное дерьмо.

— И что теперь делать? — спросил Ленчик.

— Понятия не имею, — растерянно пробормотал Широкорядов.

Между прочим, в продолжение всего этого разговора истеричная девица продолжала вопить, не замолкая ни на минуту.

— Вот это дыхание! — восхищенно присвистнул Ленчик. — Ей бы в консерваторию. — А потом озабоченно добавил:

— Может, папеньке позвонить?

— Пожалуй, другого выхода нет, — согласился поэт-песенник, — правда, с ним связаться трудно — он ведь по всему свету мотается, но у меня есть номер его секретаря.

— Тогда звони, — коротышка взял со стола черную коробку мобильного телефона.

Поэт-песенник похлопал себя по карманам:

— Записная книжка… Кажется, я оставил ее в холле… Сейчас сбегаю.

— Давай побыстрее, — пробормотал Ленчик, не сводя глаз с истеричной дочери папеньки, который мотается по всему свету. — А то как бы она чего похуже не выкинула…

Опасения его оказались не напрасными, потому что брюнетка начала медленно и методично раздеваться, разбрасывая одежду по лужайке.

— Только стриптиза не хватало, — простонал Широкорядов, схватился за голову и скрылся в доме.

Через полминуты он уже нервно набирал номер, сжимая в руке мобильный телефон и глядя в записную книжку в рыжем кожаном переплете.

— Але, але… Игорь? Это Игорь? Широкорядов звонит… Десять минут назад у меня на даче, в Дроздовке, появилась Лиза… Да, Лиза. Нет, это не галлюцинация… Не знаю, где она должна быть, но сейчас она здесь… Что делает? — Широкорядов посмотрел на Лизу, которая успела снять лифчик и швырнуть его в сторону перепуганных «чернобурок» — те с визгом бросились врассыпную, — и проорал в телефон:

— Вот приезжайте и полюбуйтесь, что она тут делает.

Я стиснула локоть Нинон:

— Ну спасибо тебе, дорогая, ты обещала мне веселый вечер и, похоже, не ошиблась.

— Можно подумать, я знала, что будет такое, — огрызнулась Нинон.

Однако, как выяснилось в следующую минуту, зрелище практически голой, оставшейся только лишь в черных трусиках Лизы было отнюдь не последним. Шоу продолжалось. На этот раз расстаралась мужеподобная Ксюша. Она решительным шагом пересекла лужайку, подошла к девице, явно намеревавшейся избавиться и от трусиков, и влепила ей звонкую пощечину. Судя по тому, что на бледном, измазанном расплывшейся косметикой Лизином лице мгновенно отпечаталась багровая пятерня, рука у Ксюши была тяжелой.