Предыдущий премьер-министр Тарик Ормахель был еще одним пуштуном. Горы Спин-Гар, которые образовывали естественную границу между Афганистаном и Пакистаном, предложили своим непреклонным жителям защиту от шонгейри, как и от любого другого захватчика. Как следствие, пуштуны превратились из представителей примерно пятнадцати процентов населения Пакистана до вторжения в страну в представителей более семидесяти процентов его нынешнего населения, что означало, что любой непуштунский премьер-министр ... вряд ли преуспел бы.

По мнению Дворака, Ормахель сам по себе не был мягкосердечным. Он тоже придерживался весьма репрессивной и фундаменталистской интерпретации Корана, но он был, по крайней мере, немного более открыт тому, что считалось плюрализмом. В его глазах немусульмане не были личностями, но он был готов допустить реальную дискуссию в рамках ислама - в определенной степени и в строго запрещенных рамках - о его окончательном характере. Более того, он действительно был избран настолько демократически, насколько кто-либо мог быть избран в Пакистане после резни, учиненной там как шонгейри, так и самими пакистанцами, и он признал, что, нравится ему это или нет, Планетный союз должен остаться, и Пакистан должен приспособиться к этой реальности.

Конечно, это был поцелуй смерти. Сторонники Гилзая обвинили его в "коррупции на Западе" и в мягком отношении к богохульству, и верховная джирга отстранила его якобы по собственной инициативе. На самом деле, как поняли в то время аналитики агентства планетной разведки Патрика О'Салливана, джирга действовала в соответствии с приказом Гилзая в рамках его усилий по преобразованию Пакистана. На данный момент Ормахель жил в изгнании в Марокко - сторонники жесткой линии в Иране... плохо себя чувствовали после вторжения, и он был столь же нежеланным гостем в Афганистане, как и в Пакистане - в то время как Гилзаи управляли Пакистаном из восстановленной столицы Найя-Исламабад.

Столицу Ормахель отстроил в основном с использованием технологий уровня Гегемонии, предоставленных Пакистану бесплатно Планетным союзом, который Гилзай критиковал в своих почти ежедневных выступлениях.

– Правда в том, что Пакистан сползает назад, и это набирает обороты, - сказал Дворак, убирая руку с переносицы, чтобы спокойно посмотреть на своего шурина.
– Гилзай, очевидно, серьезен, когда говорит, что он полон решимости "сохранить чистоту исламской республики", оставаясь вне Планетного союза и этого нашего ужасного, развращающего кодекса прав человека. Это его законное право, и никто здесь, на "Бастионе", не оспаривает его. Но он также использует тактику полицейского государства, чтобы помешать любому, кто хочет покинуть его исламскую республику, сделать это, и эта тактика включает в себя "исчезновение" диссидентов и преследование - черт возьми, линчевание - "богохульников". А еще есть Сиф аль-Наби.

– Сиф аль-Наби?
– повторил Уилсон.

– Это настолько близко, насколько я могу подойти к тому, чтобы произнести это слово. В грубом переводе это означает "Меч пророка".

– Звучит не очень хорошо.

– Ты так думаешь?
– Дворак с отвращением покачал головой.
– Это новая военизированная организация, не имеющая официальной связи ни с его правительством, ни с НПВ, но люди Пэта Салливана чертовски хорошо знают, что Гилзай их субсидирует и лично руководит ими. Они действительно хороши в убийстве людей, которые ему не нравятся.

– Вот дерьмо.
– настала очередь Уилсона покачать головой.
– Никогда не бывает так плохо, чтобы какой-нибудь мудак не мог сделать все еще хуже, не так ли?

– Не так уж много, - согласился Дворак.

– Хотя для меня это звучит как хорошее "что, если", которое можно использовать в потенциальном сценарии Картрайта по обучению. Если только это не было бы противопоказано по политическим причинам?

– Ну, я тебя только слушаю!
– рассмеялся Дворак.
– "Противопоказано" моему шурину, космодесантнику?

– Позвольте мне поприветствовать вас еще раз, - сказал Уилсон, поднимая руку во второй раз, и Дворак рассмеялся еще громче. Затем он покачал головой.

– Не знаю, было бы это противопоказано или нет. Дай мне подумать об этом. Если я смогу урвать несколько минут времени у Джадсона на завтрашнем заседании кабинета министров, я спрошу его и об этом. Вероятно, это не имело бы значения, так или иначе, до тех пор, пока не просочилась твоя служебная записка Картрайту. С другой стороны, - задумчиво продолжил он, - я вижу некоторые возможные плюсы в том, чтобы убедиться, что утечка действительно произошла.

– Боже, как это по-макиавеллистски с твоей стороны, - пробормотал Уилсон. Затем ухмыльнулся, увидев выражение лица своего шурина.
– Да, ты слышал это здесь! Два последовательных предложения - ну, прерванных моим приветствием, - в которых я использовал многосложные слова!

– И ты не упал замертво от растяжения мозга или чего-то в этом роде!
– изумился Дворак.

– Нет, космодесантники - крепкие орешки. Но ты говорил?..

– Я говорил, что есть предел давлению, которое мы можем оказать на Гилзая, по многим причинам. Единственное, против чего и президент, и сенат, можно сказать, категорически выступают, - это государственное строительство путем военного вмешательства. Вероятно, в палате представителей есть большинство, которое было бы совершенно счастливо сделать это таким образом, если бы это просто позволило завершить процесс. Однако довольно многие страны, в которых работают наши сенаторы, сами испытали это на себе, и они на самом деле не горят желанием делать это с кем-либо еще. И даже если бы это было так, Джадсон достаточно умен, чтобы понимать, что это не сработает. Вы не можете построить другую нацию с помощью принуждения.