Текущее время: 10:40.

Новости разлетаются быстро.

Мы успели добраться до шестнадцатой кляксы и усесться за ближайший свободный столик, но не успели и ноги вытянуть, как едва не пришлось подскочить от раздавшегося громкого и предельно перевозбужденного вопля вбежавшего в зал запыхавшегося гоблина:

– Слушайте! Слушайте! Рядом с Веселым Плуксом орка кончили! Барсом кличут. Его же собственная девка и пришила! Он только из медблока выполз – а ему бац! Шилом в глаз! У всех на виду! На глазах Матери! Тот орет! А девка его продолжает шилом колоть! Раз за разом! Раз за разом! Он упал – а она что-то орет и продолжает его колоть! Потом встала – и к тридцатому-магистральному! Вся в крови! Страшная! До Гиблого Моста дошла точно. А куда дальше делась – неясно. В Дренажтаун рванула? Ну не в Зловонку же! И не в Клоаку… хотя говорят, она так психануто выглядела, что вполне могла и в Клоаку спуститься на неадеквате! Такие вот новости! Свежие! Горячие! Бежал два километра, считай! Гоблины! Орки! Отсыпьте крошек пищевых в ладонь! Не жмитесь!

Легко выдержав пристальный взгляд Йорки и не моргнув при виде немого укора пустой глазницы Баска, буднично спросил:

– Перекусим перед патрулем? Надо бы – в этот раз целых три часа бродить по двадцать девятому. А я уже, если честно, проголодался.

– Э-э… – сориентировался Баск. – Надо бы! По пищевому кубику? И бутылки бы водой пополнить, да шизы в них растворить. Вперемешку с красным фруктом – идеально заходит! Я вот рецепт знаю – таблетка шизы и полтаблетки фрукта. Не так сладко получается.

– Так! – мрачно произнесла Йорка. – Оди…

– Опять зайдешь с трахнутого гоблина? – предположил я мирно, медленно осматривая окружающие нас столики и народ, сидящий за ними.

Клякса как клякса. От нашей ничем не отличается. Даже гоблины, такое впечатление, те же самые – просто перебежали сюда первее нас.

– Нет, лопнуть и сдохнуть. Просто и мирно спрошу. Вот та конченая сука, что кровь и слезы по щекам размазывала – ее вроде как Барс тебе отдал после твоей дружеской просьбы…

– Дружеская просьба и шипы в яйцах – лучше, чем просто дружеская просьба! – вставил оживившийся Баск.

– Она ведь слышала, – продолжала Йорка, врезав кулаком по плечу зомби, – слышала, как ты ее себе потребовал. А Барс отдал! Отдал! Потом ты сказал ей еще пару слов, и мы ушли. И вот итог… смертельный итог…

– В чем ты меня обвиняешь? – с нескрываемым удивлением спросил я. – В том, что по твоим же словам конченая сука испортила себе жизнь, убив конченого козла, а мы при этом не запятнали рук кровью? Так разве это не здорово? Пусть режут и грызут друг друга, напарница. Пусть льют свою кровь, а не нашу. Не жалей их. Не переживай за них. Ты всегда должна помнить главное.

– И что же это?

– Такие, как они, ничего не забывают и ничего не прощают. А тебе их жалко?

– Нет! Плевать я на них хотела! Просто нехорошо как-то получилось… твои ведь слова повлияли. Она убила Барса из-за твоих слов.

– Нет. – покачал я головой. – Ты не права. Просто Барс оказался не мужиком, а размазней с низеньким болевым порогом. Понимаешь? Букса – баба! Звероватая и жестокая, но баба! А бабы в своих мужиках в первую очередь видят утес! Скалу, что защитит их от любой непогоды, от любой беды! Скалу, за которой всегда можно спрятаться и чувствовать себя там в полной безопасности! Они верят – их мужик за них жизнь отдаст без раздумий! Насаженный яйцами на мою дубину Барс должен был плюнуть мне в лицо и прорычать: «Пошел ты, с-сука! Это моя женщина! И только моя! Давай! Убивай! Хоть яйца мне выверни! Но ее – не отдам! Мое!» Вот слова настоящего мужика! И услышь я такие слова – тихо бы и аккуратно вытащил шипы из его пронзенных яиц, дал бы ему разок в печень шилом и молча бы ушел! Но что случилось на самом деле? М? Йорка, чего смотришь в стол? Чего молчишь? Что случилось на самом деле? Что там проскулил Барс, ерзая мошонкой по моей дубине?

Тишина… Понурившаяся, странно съежившаяся Йорка согнулась, смотрит в столешницу. За нее ответил Баск:

– Он сказал – бери.

– Да. – кивнул я. – Он взял и отдал свою женщину. Вот поэтому она его и убила. Потому что ее скала оказалась не скалой, высящейся до небес, а глубокой ямой, заполненной кислым дерьмищем! Уф!..

Сделав пару глубоких вдохов носом, выдыхая через рот, быстро успокоился. Убрав из голоса рычащие нотки, позвал напарницу еще раз:

– Йорка. Чего замолчала?

Молчит… и снова за нее ответил зомби:

– Она плачет. Я слышу.

– Так… – после короткой паузы, произнес я. – Чудится, что не из-за моих слов ты рыдаешь, девица красная, да? Что-то вспомнилось и ненадолго боец расклеился?

Не поднимая лица, Йорка часто закивала.

– Оставить тебя на пару минут одной? А мы пока за едой сходим.

Еще пара кивков, затряслись плечи, она зябко обхватила себя руками, уже не сдерживаясь, шмыгнула носом.

Женщины… что ж у вас все так на эмоциях завязано?

– Я посижу с ней, командир.

Кивнул, вспомнил, что он не видит, продублировал голосом:

– Хорошо. Принесу. Спешить не буду. Успокой ее.

– Сделаю.

– И не забывай ловить обрывки чужих разговоров и сплетен.

– Это само собой! Так и выживал раньше – чего-нибудь услышу, порой и пригодится. А иногда новости пересказывал – за пищевые крошки. Хотя бывало, что в руку плевали или выбивали уже собранное.

– И знаешь, кто именно так с тобой поступал? – полюбопытствовал, вставая.