– Зачем ты это сделал? – закричала Валентина.

– Зачем ты, ты это сделала? Я не собирался стрелять. На фиг мне нужен твой Фазан вонючий! Я не собирался его убивать. Поняла? Не собирался. Ты дернула меня за руку!

– Пистолет был в твоей руке, и твой палец нажал на курок, – сказала она неожиданно тихо и спокойно. – Зачем ты сказал ему про носки? Это нечестно.

– Мне нужна была хотя бы секунда, хотя бы секунда, чтобы он оказался в шоке. – Здор наклонился к Фавазу, внимательно осмотрел рану. – Навылет, – сказал он. – Пуля вошла в шею и вышла в темечко.

– Он умер?

– Похоже на то.

– И что теперь?

– По всем законам… я должен пришить и тебя.

– За что?

– Не о том спрашиваешь… Лучше спроси – зачем?

– Зачем?

– Чтобы ты меня не заложила. Ты знаешь, откуда я, кто я. Доказать, что ты дернула за руку, что он хотел пришить меня, а вовсе не я его… Невозможно.

– Что же делать? – спросила Валентина с жалобной улыбкой – она, похоже, не осознавала нависшей над ней смертельной опасности, не знала, как близка к своему концу.

– Рискну… Не полный же я зверюка… Не могу завалить бабу, с которой только что в постели кувыркался… Мне пора линять. Пока, – Здор коснулся плеча Валентины.

– Подожди, а мне как быть? Что с ним делать? – она кивнула на остывающее тело Фаваза.

– Вали все на меня. Только не говори, кто я и откуда. Кроме леса, он еще занимался чем–нибудь?

– Одежда из Турции… Свитера, куртки, постельное белье… Гардины с позолотой…

– Вот так и скажи – о белье шел разговор с гостем, о свитерах… Подробностей не знаешь, но шел разговор о куртках. Снова повторяю – о лесе, обо мне, о нашей фирме ни слова. Ты же знаешь, найти тебя я всегда смогу. И наши ребята тебя найдут. И маму твою. И Аннозачатовку ни с каким другим селом не спутаешь. Меня видели в деревне, я спрашивал дорогу к твоему дому, твои слова подтвердят. Мы договорились?

Валентина долго молчала, глядя в окно, потом повернула голову к Здору.

– А может, мы его куда–нибудь денем? Никто не будет искать. В Ливане могут хватиться через месяц, не раньше.

– Не надо, – твердо сказал Здор. – Будет хуже. Для тебя будет хуже.

– Почему?

– Следы всегда остаются. Поэтому пусть остаются. Но перестанут быть следами. Они тебя ни в чем не уличают. Говорю еще раз – вали все на меня. Пришел, дескать, совершенно тебе незнакомый человек, поругался с Фавазом, когда заглянула в комнату, потеряла сознание. Пришла в себя и сразу в милицию. Мне нужно три часа. Даешь мне три часа?

– Бери, – передернула округлыми плечами Валентина.

– Меня искать не надо. Звонить не надо. Если прижмет – сам найду.

– Найди, – безучастно продолжала ронять словечки Валентина. – Мама здесь остается. Она будет знать.

– Учту.

– Я позвоню тебе в Москве из автомата.

– Не надо.

– Я позвоню из автомата, – так же без выражения повторила Валентина. – В Москве. Не завтра… Через месяц, через год.

– Через год позвони.

Здор полуобнял Валентину одной рукой, прижал к себе, ткнулся губами в ее уже знакомые волосы и, не оглядываясь, вышел из комнаты, вышел из дома, вышел со двора. Он знал дорогу и не медля направился к трассе. Когда поднял руку, остановился первый же «жигуленок».

– В Днепр довезешь?

– Сто гривен.

– Поехали.

Километров через десять Здор сошел у какой–то забегаловки.

– Перекушу, – сказал он. – Меня не жди, – вручив водителю тридцать гривен, бросил за собой дверцу и вошел в темное, душное помещение придорожной столовки.

Выглянув в окно и убедившись, что его водитель отъехал, он вышел, перебежал на противоположную сторону шоссе и уже через пять минут ехал в обратном направлении, к Кривому Рогу. Следующий частник подвез его в Кировоградский аэропорт.

Подойдя к кассе, Здор задал единственный вопрос:

– Куда отлетает ближайший самолет?

Ближайший самолет отлетал через час в Киев.

В Киеве Здор сел на вечерний поезд и утром был в Москве.

В понедельник.

А ровно в десять вошел в главную контору фирмы и тут же, столкнувшись с Мандрыкой, весело пожал ему руку.

– Слушай, а как ты все–таки собираешься искать Фаваза? – спросил Мандрыка, проявляя все ту же непонятную настойчивость.

– Да ну его к бесу, этого Фаваза! Что мне, больше делать нечего?!

– Тоже верно, – Мандрыка пожал плечами и направился в свой кабинет.

И опять Здор заметил, не мог не заметить – с облегчением перевел дух Мандрыка.

С явным облегчением.

Будто у него гора с плеч свалилась.

– Тю–ю, – озадаченно протянул Здор.

С каждым днем в Коктебеле все холоднее. Стылая галька уже не манит как прежде, теперь она вызывает озноб и опаску. Подойдя к необыкновенно чистой воде, окидываешь взглядом водные горизонты – нет ли где одинокого пловца, нет ли среди круглых буев одинокой головы человеческой? И увидев такую шальную голову, невольно и сам обретаешь твердость, способность войти в воду.