– Вылечите ее! Я ухожу! – прохрипел он, беря коня под уздцы.

– Не стоит, монсьер! – новый голос, донесшийся откуда-то сверху, был спокоен и мягок.

Рыцарь запрокинул голову. Еще одна женщина в монашеских одеждах неторопливо спускалась по лестнице с верхней галереи. Молодая, старше привратницы, но изрядно моложе той, что гнала их вон. Высокая, статная, лицом она напоминала мраморную статую древней демоницы, безбожными людьми прошлого называемую богиней. Статую отыскали в земле неподалеку от его родной Венеции и конечно же, разбили – слишком много греховного искуса было в белом мраморе. Но проклятая демоница даже сейчас продолжала искушать честного христианина – сравнивая черты монахини на галерее с чеканными чертами статуи, рыцарь невольно вспоминал и обнаженное мраморное тело. Прости, Господи, грешника!

– Мать-настоятельница! – рыбаки поклонились снова, на сей раз очень глубоко, и не со страхом, а с искренним уважением.

– Осторожнее! – мать-настоятельница предостерегающе вскинула руку, глядя на снова мотнувшуюся голову утопленницы, и заторопилась вниз.
– Сестра Аполлинария у нас с недавних пор ведает монастырской казной. Говорят, в первом своем монастыре она с этим неплохо справлялась. Просто она еще не знает, что все здесь… и казна тоже… существует для поддержания монастырской лечебницы. Но она научится, несомненно! – настоятельница наклонилась над женщиной, подняла той голову, без всякой брезгливости касаясь слипшихся волос. Кивнула рыбакам на добротное деревянное строение у каменной стены монастыря. – Несите ее! Сестры, вы теряете бесценное время – вас ждут страждущие! – она обернулась к все еще топчущимся у дверей церкви монахиням и те торопливой стайкой потянулись к лечебнице.

– Но повечерие стоять? – вскинулась сестра Аполлинария.

Настоятельница только вздохнула:

– До повечерья, сестра, можно еще немало успеть. Например, тщательно вымыть полы в лечебнице!

– Я? – взвилась монахиня, но настоятельница только небрежно кивнула и снова повернулась к рыцарю:

– Сестра-привратница поможет вам обиходить скакуна.

– Дама… - оглядываясь на молоденькую привратницу, засомневался рыцарь. – Девочка…

– Здесь нет никого, кроме дам. И девочек. – улыбнулась настоятельница. – Я осмотрю вас, когда закончу с той несчастной. Мне совсем не нравится ваш кашель.

– Матушка! – к настоятельнице сунулся рыбак. – Дочка моя…

– Можешь зайти к ней, когда сестры закончат осмотр. Скоро и вовсе домой заберете. – кивнула настоятельница.

– Храни вас Бог, матушка, если б не вы – пропала б девчонка, а она ж у нас одна! – рыбак стиснул у груди драную шапку.

Толчок заставил его пошатнуться и отступить в сторону – сестра Аполлинария метнулась к настоятельнице и прошипела той в лицо:

– Вы не можете отправить меня мыть полы!

– Сестра… - настоятельница снова вздохнула – бесконечно устало, бесконечно терпеливо. – Вам следует понять. Мы все трудимся в лечебнице. Таково наше послушание. Все сестры начинают свои труды одинаково. Не могу же я вас, неумеху, отправить сразу к больному!

– Мне все едино, как начинают все сестры! Меня прислал епископ, чтобы я позаботилась о монастырской казне! Владыка полагает, что монастырь должен содержать себя сам, а не просить у епархии. А о каком содержании речь, если мы будем лечить всех бродяг! – голос сестры Аполлинарии возмущенно взвился. – Быть может, к нам завтра кто из богатых венецианцев пожалует… или сам владыка со своей подагрой… а у нас полна лечебница нищебродов! Рыбацкие дочки, безродные утопленницы…

– Родовитые утопленницы ничем не отличаются от безродных – вы еще сами в том убедитесь, сестра. Если приживетесь тут, у нас. Касательно казны… - настоятельница вдруг неожиданно ловким, стремительным движением выхватила кошель рыцаря из рук сестры Аполлинарии. Улыбнулась снисходительно обескураженной монахине. – За сотню лет с тех пор, как здесь, в пещере, была обретена икона Богоматери Лесной, монастырь скопил достаточно богатств, чтобы позаботиться о страждущих и попавших в беду без помощи епархии.

– Уж не забыла ли мать-настоятельница, что имущество всех монастырей принадлежит епархии? Теряет монастырь – теряет и владыка! – зло сузив глаза, прошипела монахиня.

– Приобретает монастырь – приобретает и владыка. – подбрасывая кошель на ладони, кивнула настоятельница. Сестра Аполлинария довольно осклабилась – и снова потянулась к кошелю. Еще одно мгновенное движение – и метко брошенный кошель упал в ладони рыцарю. – Я имею в виду духовные сокровища. А готовность пожертвовать собой ради спасения неизвестной дамы – высшая добродетель. – и она ободряюще улыбнулась. – А вас, сестра… Право же, разве я могу доверить казну той, о коей не знаю даже, как она управляется с ведром и тряпкой? В лечебнице должно быть, очень, очень чисто. А то вдруг богатые венецианцы… или подагра с владыкой.

– Вы не посмеете! Владыка велел…

– С епископом я сама решу. А пока его здесь нет… Ведро. Тряпка. Щетка. – и она очень выразительно поглядела на мятежную сестру.

Та открыла рот, видно, собираясь возразить. И закрыла. Круто повернулась на пятках, так что подол рясы взвихрился, и направилась прочь. Замерла под устремленным ей в спину очень пристальным взглядом. Обернулась… и наконец неловко поклонилась. И понурившись, побрела прочь. Настоятельница удовлетворенно кивнула… и снова улыбнулась рыцарю.

– Богоматерь Лесная принимает всех своих болящих чад. – и сморщила точеный нос. – Сразу после того, как они посетят мыльню.

– Скорее, матушка! – закричала выскочившая на крыльцо монахиня. – Утопленница эта… у нее судороги!

Настоятельница пустилась бегом. Глядя ей вслед, рыцарь понюхал рукав своего дорожного одеяния – и понял, что в мыльню надо. Особливо если и впрямь… осматривать буду. Он смущенно поежился.

Вопль, больше похожий на рычание, донесся из распахнутых дверей лечебницы. Тут же к нему присоединились пронзительные женские крики, и рыцарь сорвался с места, одним махом преодолев ступеньки, и ворвался в лечебницу.