– Давно практикуешь?
– продолжаю давить, решая ее немного проучить, - за деньги или как подружка твоя… на голом энтузиазме?

– Почему вы так разговариваете со мной? – шепчет еле слышно.

– А как с тобой еще говорить, малыш?

Греховцева начинает часто моргать и, кажется, собирается плакать, но нет… уронив взгляд на свои колени, берет пару секунд на передышку и выпаливает:

– Я приехала, чтобы встретиться с вами, Арсений Рустамович.

Врет? Пусть лучше врет, иначе сам лично завтра посажу ее на самолет.

– На-хре-на?..

Разворачиваюсь к ней всем корпусом и, склонив голову, заглядываю в огромные глаза. В них именно то, что я и боялся увидеть.

Вот дура!

– У меня для вас подарок, - проговаривает торопливо и лезет в свою сумку.

А через мгновение в моей ладони оказывается зажигалка из бронзы.

– Что это? Зачем?

– Подарок… на память.

– Какую память, Марин? Мне ничего не надо.

И тут я вижу, как ее глаза быстро наполняются слезами. На этот раз точно быть потопу.

– Ладно… спасибо, - открываю бардачок и закидываю туда зажигалку, - но чтобы это было в последний раз, поняла!..

– Поняла, - вытирает слезинку костяшкой пальца.

– Другого способа подарить его не было? Обязательно сюда идти надо было?

Надув губы и опустив глазки, молчит, а потом вдруг, вскинув взгляд, смотрит в мое лицо. И я, мать твою, дар речи теряю от того, какой посыл в нем вижу.

Тело пробивает разрядом тока, и вся кровь бурным потоком устремляется в штаны.

– Перестань так пялиться на меня! – рявкаю грубо, на что Маришкина верхняя губа едва заметно дергается.

– Я люблю вас, Арсений Рустамович… уже давно.

Пздц. Приехали!

– Еще раз услышу, позвоню отцу, - предупреждаю угрожающе, - скажу, что его дочка преследует взрослого женатого мужика.

– И где же ваша жена?.. Почему она не с вами?

– Моя семья тебя не касается. А тебе посоветую, малыш, найти мальчика – ровесника.

– У меня есть.

– Вот и отлично. Направь свою любовь на него, а меня оставь, пожалуйста, в покое!

– Но там, в клубе, - говорит тихо, - когда вы меня не узнали…

– Забудь, что было в клубе! – склоняюсь к ней, - я тебя принял за другую!

Смотрю четко в ее глаза и едва не обжигаюсь от того пожара, что пылает в них. Теряюсь на мгновение и не успеваю среагировать, как мою шею обвивают тонкие руки, а к губам прижимается пухлый рот.

Взрываюсь изнутри, мозг в кашу, нервные окончания наголо.

Обхватив ее шею ладонью, вгрызаюсь, причиняя физическую боль. Сама, дрянь, нарвалась. Пусть терпит.

– Ммм…

Сжимаю пальцы сильнее и тараню сладкий девичий рот, пока Маришка не начинает задыхаться.

– Ты че творишь, малыш?.. – шиплю, прикусывая порочные губы, - ты с кем играть надумала?

– Еще!.. Арсений Руста… - затыкаю ее поцелуем, чувствуя, что собственные тормоза срывает к чертовой матери.

Вы*бу же. Вы*бу так, что в сторону взрослых мужиков смотреть не сможет.

Наваливаюсь всем телом, впечатывая ее в спинку сидения. Не сопротивляется, сучка. Отвечать пытается! На равных со мной играть! Чувствую, как ногтями царапает кожу головы.

У меня колом встает. До помутнения в глазах и дрожи в коленях. Загребаю в кулак подол ее платья и дергаю на себя так, что Греховцева съезжает бедрами по сидению и упирается коленями в бардачок.

– Раком дашь? – хриплю, намеренно сильно царапая ее кожу щетиной.

– Как? – хлопает глазенками.

– Отсосешь, а потом рачком… о’кей?..

– Арсе-е-е-ний Руста… - выдыхает с ужасом.

– Давай, Марин… прыгай на заднее сидение, быстрее начнем, быстрее закончим.

– Я не хочу… так.

– Как? – не могу удержаться и все же ныряю рукой под подол.

Уроком будет.

А там чулки… мать вашу… тонкое кружево и шелковая кожа над ним.

– Я девственница еще.

– Чего?! – переспрашиваю как дебил.

– Я хочу, чтобы вы первым у меня были, Арсений Рустамович.

Будто в челюсть с ноги въехала, а потом на голову ушат холодной воды вылила.

Отстраняюсь и, отвернувшись, растираю лицо руками. Маринка начинает возиться. Возвращается в прежнее положение, платье поправляет, волосы.