— Знаешь, капитан…

Но именно в этот момент сзади к внедорожникам местной полиции пристроились с виду вполне обычные джипы цвета мокрый асфальт с именным «гербом» фангского отдела — двумя скрещенными саблями на капоте.

«А вот и гвардия подоспела», — Кир с облегчением выдохнул и закашлялся, подавившись воздухом и хохотом.

Из ближайшего автомобиля вышел Синица с… — о ужас! — еще одним мегафоном.

— Капитан, вы с ума съехали? — резко перейдя на «вы», прошипел майор.

— Фсе… — выдохнул Кир, отсмеявшись. — Начальство прибыло. Теперь с него отчеты требуйте, а мне здесь делать точно нечего.

Тем более, что в след за Синицей из автомобиля выпорхнула Желторотик и неожиданно Ириз.

Фангеныш окинул немую сцену поистине царским взором и направился к своим. На внезапно попытавшегося заступить ему дорогу людского полицейского он посмотрел так, что тот отшатнулся.

— Вот же, сопляк…

Майор обернулся и напоролся на очень недовольный взгляд Синицы.

— Представьтесь, офицер!

И все началось по новой. Синица взялся командовать, благо, звание позволяло, принялся втолковывать про секретную операцию, и что местной полиции тут в принципе быть не должно. Не говоря об жутких звуках, на которые непременно вот прямо немедленно слетятся все журналисты Москвы, и если майору нужна слава в желтухе, то Синице ее точно не нужно. И далее в том же духе.

На них даже внимания не обратили, когда Желторотик аккуратно взяла Кира за руку и потянула назад. Шажок за шажком, а там развернуться и сбежать.

Синица разливался соловьем: говорил о том, что победителей не судят, пророчил благодарность, премию, присвоение внеочередного звания и едва ли не орден за заслуги перед отечеством. Кир выслушивал долго, перебивать не хотел, но в конце концов не выдержал:

— Я так понимаю, мое увольнение откладывается?

Спросил и сам не понял: с надеждой или с разочарованием.

Синица поперхнулся словами, впервые с того момента как Кир вошел в кабинет вперил в него тяжелый взгляд и сказал:

— Ты же знаешь, я своих решений не меняю.

— Вот, значит, как? — Кир кивнул. — Тогда не понимаю, к чему все эти слова?

— Заслужил.

— Ага-ага, и героев не судят! — Кир прикусил губу. Хмыкнул, сообразив, у кого подцепил привычку.

— Вот именно, — наставительно произнес Синица.

— Боитесь, кто-то из вышестоящих поинтересуется, почему вы выгнали та-А-кого отличного сотрудника? — предположил Кир. — Думаете, как бы уговорить на уход по собственному, так?

— Стар я для изменений, не готов к нелюдям в отделе, а к тому же не хочу работать с людьми, не слушающими моих приказов, — Синица не злился, говорил, будто извиняясь, отчего становилось тошно. — Ты всегда был сам по себе, Кирилл.

— Разумеется! Как и большинство нормальных людей. Самостоятельность — основная человеческая черта, не знали?..

Синица пропустил его слова мимо ушей. Он, вполне возможно, эту речь давно составил и отрепетировал.

— Бывают такие люди: сами себе на уме — в том их беда, а может, благо, — продолжил он. — Ты, Кирилл, с работой справлялся, ни во что не лез, на обострение не шел, даже не спорил особо. До всей этой истории с фангами. А вот теперь изменился. Сильно. Слишком сильно.

— Не заметил.

Синица фыркнул.

— Само собой. Такое только со стороны заметно и то не всякому. Мне вот — да. Твоим сослуживцам — не всем, но, если упрешься рогом, к Викентьичу пойдешь и всеми правдами-неправдами останешься, скоро и они станут коситься. Ну разве, если только Викентьич выгонит меня на пенсию, а тебя посадит на мое место.

— Я не соглашусь!

Синица долго вглядывался в него, подозревая обман из вежливости, затем кивнул:

— Спасибо, коль не врешь.

— Не вру, но это ничего не меняет, — подытожил Кир.

— Пиши рапорт о переводе. Подпишу, да и надо же кого-то кинуть в это логово тьмы.

— Куда? — не понял Кир.

— К фангам. Не на улицу же тебя.

— Вот спасибо, благодетель! — разозлился Кир. — Я-то был уверен, что именно на улицу. Куда еще-то?.. Оказалось, нет. Зачем выкидывать на помойку того, кого не жалко? Ресурс досуха не выжат — не порядок. Им же можно дыры затыкать, а потом отчитываться: так, мол, и так, сотрудничество летит поперед бронепоезда, отправили к кровососам одного из лучших наших полицейских, героя из героев, по его же собственному желанию прикрыть своим телом начальственную задницу. От сердца, можно сказать, оторвали.