Шрифт:
— Вы догадались, что это копия?!
— Да.
— Но ее копировал один из величайших современных художников, человек, которому… можно доверять.
Папа помог ему, когда тот был еще беден и с трудом пробивал себе дорогу.
— Согласен, копия великолепна, — подтвердил лорд Миер, — однако ей чего-то недостает.
— Чего же? — с любопытством спросила Флоренчия.
— Не могу в точности объяснить, но я особенно люблю Рафаэля, и на меня флюиды его работ действуют подобно тем, которые исходят от вас. Их я и не ощутил, рассматривая копию.
Он говорил совершенно спокойно, но Флоренчия потупила глаза, и краска залила ее бледное личико. Она была так очаровательна, что лорд с трудом сдерживал желание поцеловать ее. Однако он знал, что этого делать нельзя, и лишь сжал ее руки в своих со словами:
— Продолжайте. Я уверен, что Винченте не ограничился одним разом, он продолжает вымогать деньги снова и снова.
— Винченте требовал все больше и больше… Мы почти уверены, что часть этих средств… идет в пользу того движения, которое возглавляет Орсини… — Она остановилась и нерешительно добавила:
— ..Остальные он тратит на свои развлечения… которые, насколько я могу судить… очень дороги.
В ее глазах стояли слезы, но она заставила себя продолжать:
— Папа не осмелился продать еще какую-нибудь картину, кроме двух, поменьше размером и не таких знаменитых… Он боялся, что кто-нибудь узнает об этом. Если люди начнут задавать вопросы, вся история скоро выйдет наружу.
— Я понимаю, — с глубоким сочувствием произнес лорд Миер.
— Наконец пришел день, когда Винченте потребовал это колье. Он не знал, что мы уже продали его.
Слезы покатились по ее щекам, когда она проговорила:
— Продажа колье… состарила папу на десять лет. Оно принадлежало нашей семье с тех пор, как было изготовлено более полутора веков назад.
— Этих денег хватило, чтобы успокоить Винченте?
— Только на короткое время. Когда папа сказал, что у него ничего не осталось, тот засмеялся и ответил:
— Флоренчии исполнилось восемнадцать. Что может быть для нее лучше, чем выйти за меня замуж?
По выражению лица Флоренчии лорд Миер понял, каким ударом было для нее подобное предложение.
— Я не могла поверить, когда папа сказал мне об этом, — прошептала она. — Я ведь знаю, я вовсе не нужна Винченте как женщина. Это кульминация его мести роду Соджино.
Лорд Миер молчал, не зная, что сказать, дивясь извращенности мышления князя Винченте.
— В довершение ко всему, — снова заговорила Флоренчия, — Винченте потребовал, чтобы колье было частью приданого.
— А ваш отец не мог признаться, что уже продал его?
— Конечно, нет. Об этом никто не знал, кроме ювелира Джованни, нашего друга, который никогда нас не выдаст.
— Так вот почему ваш брат вынужден был вернуть колье столь оригинальным образом!
— Прошу вас, поймите: Антонио при обычных обстоятельствах никогда… не унизился бы… до такого бесчестья! Речь шла о спасении папы.
Она жалобно посмотрела на лорда Миера, страшась услышать из его уст осуждение поступку брата.
— Теперь я понимаю, — задумчиво ответил лорд Миер. — Но я должен поразмыслить, что могу сделать для спасения вас и, конечно, вашего отца.
— Вы думаете, что сможете? Действительно сможете? — спросила она.
В ее голосе звучала безудержная, мгновенно вспыхнувшая радость. Затем она добавила совсем другим тоном:
— Но… я прошу… слишком многого! Как может кто-либо спасти нас от них? В их руках фотографии — неопровержимое свидетельство, которое так легко неверно истолковать.
— Я подумаю обо всем этом, — постарался успокоить девушку лорд Миер. — Теперь скажите мне, Флоренчия, когда ваш отец в последний раз видел эти фотографии? — — Когда Винченте показал ему оттиски, и папа едва мог поверить, что это не сон!
— И, конечно, негативы хранятся в надежном месте?
— В очень надежном. Винченте уверил меня в этом не далее, как на прошлой неделе.
— Что в точности он сказал? — напряженно спросил лорд Миер.
Флоренчия смущенно отвернулась и очень тихо ответила:
— Я просила Винченте не принуждать меня к браку с ним, я говорила ему, что ненавижу его за то, что он сделал с моим отцом, и что мы не можем быть счастливы вместе.
Она слегка всхлипнула, воспоминание о недавнем унижении, видимо, было так живо в ее памяти, словно все это случилось вчера. Лорд Миер увидел, что по ее щекам покатились слезы.