«Здесь плевать воспрещается».

1915

ТИХИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

(1915)

Путь к здоровью

I

Она с любопытством и с некоторым сожалением посмотрела на меня.

— Вы какой-то городской. Затхлый. В вас нет природы… Понимаете?

Я не был заинтересован в отсутствии ни самой Ариадны Сергеевны, ни природы, поэтому сказал, что хочу есть и чтобы меня отвели домой.

— А сами-то вы дорогу не знаете? — И она иронически усмехнулась. — Два шага — четыре версты от вашей дачи… Тем более лесом.

— Я не привык так шагать, — нехотя сказал я, — и тем более вашим этим… лесом…

— Ну, я вами займусь, — погрозила она пальцем. — я заставлю вас отдохнуть… Вы такой городской, затхлый…

— Слышал.

— Я заставлю вас кататься верхом, много ходить, ездить, играть… Я хочу, чтобы вы были здоровы…

— Я тоже, — загадочно ответил я, — проводите?

— Ну, провожу, провожу… Тюря…

Дорогой она много говорила о том, как приятно носиться по полю верхом на горячей лошади, как хорошо одному по целым дням бродить по лесу, не обращая внимания ни на жару, ни на дождь, или играть в футбол и, утомившись, думать о том, что волнует сердце. Она с такой непосредственностью описывала каждую деталь этих удовольствий, что у меня опускались руки.

— Ну-с, неврастеник… Итак, все это принято?

— Принято, — бледнея, отвечал я, — оздоравливайте.

Она протянула мне руку и улыбнулась обещающей улыбкой, от которой по телу пробежали мурашки.

У Ариадны Сергеевны были красивые голубые глаза и розоватая кожа на лице. Кроме того, она была женщина: если бы не эти благоприятные для нее обстоятельства, вряд ли что-нибудь помешало бы моему искреннему намерению: остановиться, извиниться за эту небольшую остановку, отойти в сторону, отломить хорошую палку и, ударив Ариадну Сергеевну, уйти… не подав ей руки. Многие это не любят, и она, наверное, бы больше не искала со мной встречи, а я был бы совершенно спокоен за свой летний отдых.

Но она была женщина, и я, несмотря на свою нечуткость, сразу учел это и только сказал:

— Спасибо… Жду…

II

Прекрасное летнее утро. Как манит соседний лес, еще не загаженный дачниками и мальчишками!.. Красиво облако, тающее в чистом ослепительном небе, когда никто не тычет и не лезет к вам, чтобы вы оценили это облако по достоинству. Вдвойне прекрасно летнее утро еще потому, что я встаю не раньше двенадцати и никогда не вижу его, а только красиво грущу о нем… На этот раз мне суждено было соприкоснуться с летним утром около пяти часов, максимально через два часа после того, как я потушил лампу и перестал читать.

— Вас там барышня дожидаются, — с приветливой улыбкой сказала какая-то домашняя старуха, которая обычно отсыпалась во время какого-нибудь другого сезона, а летом была всегда на ногах, — соседская.

В душе я называл барышню не соседской, а много хуже и спросил, что ей надо.

— С лошадьми приехала, — шепотом передала старуха.

Я сдержан на язык и никому не мог сказать, что я лошадиный барышник. Вряд ли по моему внешнему облику меня можно было принять и за ветеринара. Поэтому я с большой неприязнью встретил этот визит.

— Может, это не барышня, — зевая, спросил я, — так, может, постоялый двор кто ищет?

— Барышня, — убежденно сказала старуха, — такая из себя глазами голубая…

В эту минуту мои симпатии искренне принадлежали даже самым порочным людям, но с черными глазами, тем не менее я встал, оделся и, не умываясь, сошел вниз.

— Ах, это вы? — И Ариадна Сергеевна приподнялась со стула.

— Должно быть, я, — холодно пожал я ее протянутую руку, — хотя мне редко приходилось видеть себя в пять утра…

— Ах, голубчик, какой вы, право…

— Городской, затхлый? — злобно спросил я. — Чем. так сказать, обязан?..

— А я лошадей привела, — весело сказала она, — и для вас одну…

— Чего же я с ней делать буду?

Около года тому назад мне пришлось выиграть на лотерее корову, и я хорошо еще помню, какого позора мне стоил выигрыш, когда я приставал ко всем с просьбой принять ее от меня на память. С лошадью, которую всегда можно привязать к забору, особенно летом и на даче, я справился бы гораздо быстрее, но саму Ариадну Сергеевну нельзя было ни привязать к забору, ни подарить на память: предстояла ответственная и тяжелая для человека, который спал всего два часа, задача — быть любезным…