Густые золотистые волосы были прихвачены на макушке красавицы лиловой муаровой лентой. Шея поражала мраморной белизной.

Ей так часто говорили, что она похожа лицом и фигурой на прекрасную принцессу Полину Боргезе, сестру Наполеона Бонапарта, служившую моделью великому итальянскому ваятелю Антонио Канове, что она почти инстинктивно принимала ту же позу, что и принцесса на своем знаменитом скульптурном портрете.

Леди Блэкфорд поражала изысканностью внешности всякого, кто видел ее впервые. По правде говоря, не требовалось особой наблюдательности, чтобы заметить легкую неестественность и в каждой детали внешности, и в общем облике, а также наигранность в манерах.

Однако, несомненно, ее красота была чрезвычайно эффектна и действовала на мужчин неотразимо.

Однако граф, который сидел в непринужденной позе в покойном кресле с бокалом бренди, казалось, был вовсе неподвластен действию ее чар, во всяком случае в это мгновение, и отнюдь не склонен потакать ее капризам.

– Но почему ты не желаешь остановиться в замке Виндзоров? – капризно протянула леди Блэкфорд, сочтя за лучшее подойти к теме с другого конца и при этом не оставляя надежды добиться своего. – Король довольно часто приглашает тебя в гости, и ты прекрасно знаешь, как он любит твое общество.

– Мне приятнее побыть одному, – возразил граф. – Я не хочу, чтобы в неделю скачек меня отвлекали от мыслей о моих лошадях.

– А обо мне? – осведомилась леди Сайдел. Граф молчал, и она продолжала почти сердито:

– Почему ты всегда так возмутительно уклончив? Я бы считала, что уклончивость – лишь поза, если бы это не была одна из твоих самых стойких привычек.

– Если я тебе неприятен, ответ – очевиден, – заметил граф.

Леди Блэкфорд беспомощно развела руками с такими хрупкими пальцами, что унизывавшие их кольца, впрочем, и правда довольно массивные, казалось, были для них нестерпимо тяжелы.

– Я люблю тебя, Вэлент! – театрально воскликнула она. – Я тебя люблю! И тебе хорошо известно, как я хочу быть с тобой!

– А тебе не менее хорошо известно, что у меня соберется холостяцкая компания, – возразил граф Треварнон.

– И куда же направится вся эта компания, после того как от Брекнеллской гостиницы остались одни головешки? – саркастически спросила леди Сайдел.

– Я снял дом у Лэнгстона. Мне говорили, что он совсем рядом с ипподромом.

– У Лэнгстона? Это у того красивого мальчика, у которого, насколько я понимаю, нет ни пенни за душой?

– Полагаю, что это твое определение близко к истине, – кивнул граф Треварнон. Леди Сайдел расхохоталась.

– Нетрудно вообразить, что вы окажетесь набиты как сельди в бочке в сельском домике, который кажется хозяевам древностью, а прохожим – развалиной, и будете пировать под струями дождя, орошающими вас сквозь дырки в крыше.

– Зато как ты обрадуешься, если окажешься права!

– Куда лучше было бы отказаться от этой безумной затеи и поехать со мной в Виндзорский замок! В конце концов срываются и более серьезные планы, ведь в пожаре ты не властен, – заметила она.

Леди Сайдел говорила очень тихо, прерывая свою фразу после каждого слова многозначительными вздохами, но граф откровенно зевнул, и она закончила почти скороговоркой:

– Его Величество приглашает тебя на обед во вторник.

– Я сказал ему, что приеду обедать лишь в четверг, после того как выиграю кубок Голд Кап.

– Как ты уверен в себе! – не удержалась леди Сайдел.

– Я уверен в своем жеребце, что в данном случае почти одно и то же.

– То, что ты неизменно завоевываешь все, что желаешь, будь то победа на скачках или над женщиной, очень , дурно на тебя влияет, Вэлент.

Граф молчал, словно обдумывая эту мысль. Потом он цинично ответил:

– Если говорить спортивным языком, то в этой последней категории состязаний я набрал больше очков.

– Как я тебя ненавижу! – воскликнула леди Сайдел, выходя из образа Полины Боргезе и резко выпрямляясь. – А если ты думаешь о Шерис Плимуорт, клянусь тебе, я ей глаза выцарапаю!

Граф не отвечал. После секундной паузы леди Сайдел с жаром продолжала:

– Теперь я догадываюсь, почему ты не приедешь в Виндзор во вторник. Ты наверняка обедаешь с Джоном Дайзертом, который живет с этой Шерис.

– Если ты знала, что этот вечер у меня занят, зачем навязываешь мне другое приглашение? – невозмутимо возразил граф Треварнон.

– Я и подумать не могла, что ты окажешься так чудовищно вероломен, так отвратительно жесток со мной!

Граф Треварнон сделал глоток бренди и, поднимая брови, сказал:

– Моя дорогая Сайдел! Я в жизни не держался за женскую юбку. И позволь мне объяснить тебе раз и навсегда: на свете нет той булавки, которой ты могла бы приколоть меня к своей.

– Но я люблю тебя, Вэлент! Мы так много значили друг для друга, и я была уверена, что ты меня любишь.