– - Стой же, а деньги? Вещи?

– - А, деньги! Ну, пойдем, скорее только, -- и он, засунув руки в рукава, подняв плечи, молча пошел рядом с Кротовым.

Они дошли до дома, перешли двор и через кухню прошли в квартиру. Кротов вошел в кабинет и зажег свечу. Горничная, светившая им кухонной лампой, ушла.

– - Я раздеваться не буду, -- сказал Суров, сбрасывая галоши и расстегнув башлык.

Он вошел в кабинет, сел и тотчас закурил. Папироса прыгала в его пальцах, пока он подносил ее к свечке, и вздрагивала в его губах.

Кротов достал из ящика пакет и положил его подле Сурова.

– - Сосчитай... ты брал два раза.

Суров молча кивнул, сосредоточенно торопливо глотая дым. Потом встал и вдруг обратился к Кротову:

– - Глеб, ты сказал -- она при тебе умерла!

Кротов услышал дрогнувший голос и увидел бледное, как бумага, лицо с тоскливым взглядом.

Он кивнул и прибавил:

– - Я не решился ее спасать... зачем?

Суров с трудом перевел дыхание.

– - Да, да, это хорошо!.. Глеб, она тяжело помирала? Бредила, поминала кого-нибудь?.. А?.. Отца поминала?
– - чуть слышно проговорил Суров.

– - Да!..
– - Кротов понизил голос до шепота, -- и просила ему волосы передать... я отрезал... а где он?..

– - Где волоса? Покажи!.. передам...

– - Вот...

Кротов бережно вынул платок и осторожно развернул его.

Суров жадно схватил прядь волнистых волос.

– - Ее... она... Маруська моя, Маруська!..
– - вдруг вырвалось у него из груди с хриплым клокотом. Он прижал волоса к лицу и ничком упал на диван. Плечи его вздрагивали. Он всхлипывал и хрипло переводил дыхание.

Кротов на мгновение остолбенел. Потом мысли его вдруг прояснели. Как же он не сообразил этого сразу...

Его приезд, волнения, Маруся... и дудки эти...

Он тихо опустился на колени подле своего товарища, пораженный и уничтоженный. Он обнимал его, гладил по голове, говорил бессвязные ласковые слова, и слезы неудержимо текли по его щекам.

Суров, не поднимая головы, рыдал и отрывочно говорил:

– - Разве можно было допустить это... думали, каторга... и вот... помог убежать... Маруська моя... девочка моя... успокоилась...

Потом он смолк и только вздрагивали его плечи.

В комнате наступила торжественная тишина.

Суров совсем утих, медленно поднялся, вытер рукою лицо и, подойдя к столу, аккуратно завернул в тот же платок волосы и, расстегнув пальто, положил их в карман пиджака.

– - Я их с собой возьму... к Кольке...
– - глухо сказал он. Потом он взял пакет с деньгами, сунул его в карман брюк, застегнул пальто на все пуговицы и обернулся к Кротову.

– - Ну, прощай, -- он обнял его и они поцеловались.
– - За все спасибо. А за это -- без меры!
– - уже овладев собою, сказал он и прошел в переднюю.

Кротов машинально взял свечу и вышел за ним. Он надел галоши и завязал башлык.

– - Чемодан прислуге отдай. Пусть поделят... ну, прощай!

Он кивнул Кротову и быстро вышел в сени.

Кротов молча проводил его. Что он мог сказать этому человеку?..

Снег падал снова сплошною белою завесою. Суров сошел с крыльца; силуэт его мелькнул на мгновенье и скрылся в белой мгле падающего снега, который, как саваном, покрывал дома и улицы.

XVII.

Тусклый рассвет зимнего утра пробился сквозь шторы, и побледнело пламя свечи, а Кротов все еще сидел за своим письменным столом.

Перед ним лежал лист бумаги с написанным прошением об отставке.

– - Да! бывают моменты, когда человек прежде всего должен себе выяснить, правильно ли понимает он свой долг!..

Пройдут десять, пятнадцать, двадцать и более лет. Умрут Кротовы, а дети их долго еще будут рассказывать своим детям и близким знакомым про старого товарища их отца, который своими собственными рукам помог родной дочери умереть, чтобы избавить ее от услуги палача...

Пройдут еще года, и уже их дети станут повторять этот рассказ и, с течением времени, он обратится в легенду, которая, быть может, вдохновит поэта своей чудовищной правдой...

– ---------------------------------------------------

Первая публикация: журнал "Пробуждение", 1913 г.

Исходник здесь: Фонарь . Иллюстрированный художественно-литературный журнал .