— Я люблю тебя, детка. Только ты. Навсегда, — шепчет он, целуя меня в мочку уха. — Навсегда.

Он обнимает меня. Мы не двигаемся и не разговариваем. Он не сжимает меня крепче и не ослабляет хватку. Мы просто существуем, ценя тот факт, что довольно быстро разрулили эту ситуацию. Никакой внутренней борьбы. Я прощаю его. Прощать кого-то — это не значит быть глупым или слабым. Я научилась этому с Блейдом. Оставить все позади и простить кого-то за то, что он причинил вам боль — это сила в ее самой грубой форме. Простить кого-то — это то, что не каждый может сделать, и я знаю это. Не у всех есть силы позволить себе быть счастливыми и дать чему-то второй шанс. Многие люди говорят, что они не совершают одних и тех же ошибок дважды, но если вы падаете с велосипеда, то вы снова садитесь на него, не так ли? Ты становишься лучше, едешь на велосипеде, пока не найдешь свой ритм, даже если знаешь, что снова упадешь. Это может произойти не сегодня или не на следующей неделе, но в конце концов это случится. И в глубине души вы знаете, что все равно будете ездить на нем.

Единственное, что я извлекла из своих отношений с Блейдом — это опыт. Без этого опыта я бы не смогла увидеть, что то, что сделал Сет, было не таким уж жутким. Мошенничество — это получение вознаграждения за что-то нечестным путем или поиск легкого выхода из неприятной ситуации. Сет не искал легкого выхода из ситуации с Мэттом. Он выбрал трудный путь, прекрасно зная, что тот может причинить мне боль. Чтобы сделать Вегас лучше для меня, ему пришлось сделать хуже для себя. И вообще, что такое поцелуй, в который нельзя вложить всю душу?

Через несколько маленьких вечностей он отпускает меня и берет мою руку в свою. Он тянет меня к двери.

— Позволь мне отвезти тебя куда-нибудь, только мы.

Я упираюсь ногами в пол.

— Хорошо, но сначала ответь мне на один вопрос.

— Конечно.

— Селена когда-нибудь собиралась мне рассказать?

Ответ, который даст Сет, расскажет мне все, что мне нужно знать о нашей дружбе и о том, к чему она привела. Сет отпускает мою руку, проводит по лицу рукой, и я задерживаю дыхание, когда его темные глаза скользят по мне.

— Она просила не говорить тебе, но она была напугана, Оливия.

Его слова прорываются сквозь мой блок, когда мое зрение затуманивается.

— Она просила тебя… — вдыхаю я и прикусываю нижнюю губу, чтобы она не дрожала, — не говорить мне?

На этот раз я знаю это… Чувствую, как забивается мое горло и заставляет челюсть нерегулярно сжиматься. Я сейчас заплачу.

— Черт, О. — Сет вздыхает, его голос полон боли и сострадания. — Не плачь.

Он обнимает меня своими сильными руками, когда меня прорывает, и я рыдаю. Он прижимает меня к своему торсу и гладит по волосам, пока я плачу в его рубашку.

Моя лучшая подруга…

Я не понимаю этого. Я больше не понимаю ее. До того, как я встретила Сета, я не могла заставить ее заткнуться, а теперь разговаривать с ней — это то же самое, что пытаться засунуть лом в заваренный сундук. Куда движется наша дружба? Какая ценность в лучшей подруге, с которой ты не можешь свободно разговаривать? В чем значимость лучшей подруги, которая слушает и делится всеми твоими секретами, но отказывается делиться своими? Так много вопросов крутится у меня в голове. Каждый из них приближает меня к тому, что, я уверена, является концом. Не слишком ли я преувеличиваю? Неужели мои гормоны уже вышли из-под контроля? Нам всего одиннадцать недель. Я делаю прерывистый вдох, задерживаю дыхание, а затем выдыхаю. Я отталкиваюсь от Сета и провожу тыльной стороной ладони под глазами, собирая слезы, которые мне внезапно становится стыдно проливать.

— Мы можем уйти? — Я шмыгаю носом, запуская пальцы в волосы. Я знаю, что в какой-то момент мне придется поговорить с Селеной, но не сегодня.

— Конечно, я дам Дэррилу знать…

— Нет. Я не хочу видеть никого из них прямо сейчас. Я просто хочу выбраться и пойти куда-нибудь… Куда угодно.

Он едва заметно кивает.

— Хорошо. Я знаю одно место.

Сет снова берет меня за руку и тянет к двери. Я не хочу, чтобы он открывал ее, потому что точно знаю, что находится с другой стороны. В данный момент я не хочу видеть Джексона, Селену или Дэррила. Дверь открывается со скрипом. Конечно же, они все стоят с угрюмыми и полными сожаления выражениями лиц. Трудно осознавать, что причина, почему все они так выглядят, состоит в том, что они что-то скрывали от меня.

Селена вынимает руки из карманов юбки и подходит ко мне. Она открывает рот, но Джексон хватает ее за запястье, оттягивая назад. Она смотрит на него, и он качает головой, молча говоря ей, чтобы она позволила мне уйти. Ее грустный взгляд зеленых глаз возвращается ко мне, и я быстро перевожу свой взгляд на дверь в конце коридора. Я игнорирую тишину и сосредотачиваюсь на большом пальце Сета, который успокаивающе поглаживает мое запястье. Это единственное, что удерживает меня от того, чтобы не развалиться и не потребовать объяснений от нее. От всех них. Я понимаю, что Джексон и Дэррил верны Сету, но как насчет меня? Как насчет принципа поступать правильно?

— Ты же знаешь, что тебе нужно будет когда-нибудь поговорить с ними, — бормочет Сет, пока мы идем по узкому коридору к запасному выходу.

Я думаю, мы воспользуемся запасным выходом, чтобы фанаты и репортеры нас не увидели. Сомневаюсь, что мои опухшие глаза и сопли будут хорошо смотреться. Я чувствую неловкость от мысли о всех статьях, которые могут возникнуть из-за этого, и от того, насколько счастливым они сделают Дона.

— Я поговорю… — бормочу я. — Просто не здесь. Не сегодня.