Шрифт:
Рюшкин Никита Ильич, начальник цеха № 4
Неудобно получилось… видимо работяги, показывая свои чувства к начальнику, вставили в его фамилию лишнюю букву — «Х». И вместо Рюшкина, Никита Ильич превратился в Хрюшкина. Ну дыма без огня не бывает, просто так фамилии никто не коверкает.
Хрюшкин (я решил от трудового коллектива не отбиваться и продолжил про себя называть начальника через «х»). Никита Ильич закурил. Положил локти на столешницу, подбородок на ладонь упер и глубоко сигаретой затянулся.
— Кресов, ты охренел? — выдал начальник. — У тебя завтра событие важное, а ты значит съехать решил?
Какое событие, куда съехать? Я не нашел, что ответить. Решил послушать Хрюшкина дальше. Пока очень не похоже на профилактический втык от начальника подчиненному. Здесь явно что-то другое.
— По травме съехать собрался, козел? — первую сигарету начальник докурил, потушил в бронзовой пепельнице и достал из пачки вторую.
— Уважаемый, по порядку давайте, и тон сбавьте, а то ведь раз козел, могу забодать, — наконец, ответил я.
Хрюшкин покраснел, посинел, глаза выпучил, резко встал из-за стола. Затянулся, за раз половину сигареты спалил и ко мне подошел.
— Ты че из себя возомнил, чучело огородное, — продолжил распыляться он, слюни в разные стороны опять летят. — Я же тебя как шавку за забор выки…
Не договорил.
У меня аперкот самим собой вылетел. Кулак под дых Хрюшкину воткнулся и согнул начальника пополам. Терпеть не могу, когда варежку кто-то разевает и на личности переходит.
— Кхе-кхе-кхе, — Никита Ильич закашлялся, пятясь к столу.
Своей увесистой задницей смел пузырь «Столичной» и пепельницу с окурками. Но крепкий какой — сигарету из пальцев не выпустил.
В кабинет вдруг зашла Любочка с подносом, на котором стояла чашка кофе
— Никита Ильич, с вами все в порядке? — таращилась она расписными глазищами.
— Никита Ильич подавился, — я взял кофе с подноса и дверь перед лицом секретарши захлопнул.
Не знаю, чем это боров подавился правда, разве что собственной желчью. Начальник, красный как рак вареный, сел за стул и тяжело дыша, смотря на меня с прищуром. Зыркнул на телефон.
— Ты за языком следи, Хрюшкин, а то без костей, — я поставил чашку кофе перед ним.
Обратил внимание, чашечка то непростая, а фирменная — знаменитая Nescafe, которая, если мне память не изменяет, в России только в середине 90-х появится. Начальник у нас еще и приблатненый оказывается.
Однако следом Никита Ильич выдал такие слова, что я обо всем забыл разом.
— Сука, Кресов, вот если ты завтра бой не выиграешь — уволю на хер…
Опа… Я уже думал, что после такого, точно здесь не работаю, а оказывается, я начальнику пока нужен, что он удар поддых стерпел. Для боя какого-то нужен…
Глава 3
— Какой еще бой, Никита Ильич? — сухо спросил я, когда начальник выговорился.
— Ты еще издеваешься… — зашипел Хрюшкин. — Тебе Марат что-то сказал, про звонок из заводоуправления?
Издеваюсь… ну так себе предположение. Я терпеливо потер ладонями колени, честно пытаясь разобраться — что за Марат и о каком звонке речь. Тут куда больше похоже на то, что издевались надо мной. Примерно с тех пор, как я открыл глаза в качалке. То, что на дворе теперь 1993 год — понял. Что я молодой слесарь на промышленном предприятии — принял. Но какой к пугалу огородному бой? У моего нового тела ни функционалки, ни навыков — все в околонулевой плоскости. Для боя я приспособлен, как балерина к уборочной. Выступать в таких кондициях только по шахматам или домино в дворовой беседке. Ну, городки еще могу попробовать. Хотелось больше конкретики.
— Не издеваюсь, просто интересуюсь, — сказал я, видя как заерзал Хрюшкин, снова за «Столичной» в ящик полез. — Мало ли после звонка изменилось что? Правила там, соперник поменяли?
Подмывало прямо сказать этому Хрюшкину, что я час как очухался в новом теле и времени. И информацию о новой реальности добываю в час по чайной ложке, со скрипом. Но как тут сказать? Сразу желтый билет вручат и здравствуй местная дурка, на манер «и тебя вылечим». Хотя… может зря мучаюсь, все куда проще? В первой половине девяностых звезд тьма тьмущая. Чумаки, Лонги. Народ вон мертвых на ноги подымает играючи, бровью не пошевеля, и воду через телевизор заряжает, а я чего лох? Так что где наша не пропадала. Скажу, что я накануне рухнул с инопланетного корабля — прошу любить и жаловать. Поверят же. Внимание уфологов и «Спид-инфо» обеспечено.
— Не Кресов, ты у меня не съедешь с выступления, за базар надо отвечать, — запричитал Никита Ильич, наливая в рюмку водку. — Или ты снова шутишь, Петросян? Ты ж смотри, я могу тоже пошутить и комиссию по разряду заверну, премию передумаю давать или из общаги заводской выселю. Так пошучу, что не смешно станет. Интересуется он, ишь грамотей.
Я молчал, слушал разговор с самим собой начальника. Шутки шутками, но видимо у прежнего обладателя этого тела существовала договоренность с начальством, о которой я ни сном не духом, сидя в кабинете Хрюшкина. Конечно, о таких вещах предупреждать надо… да как тут предупредишь. Никто мне «записочек» по эксплуатации нового себя не оставил, в курс дела не ввел. Прежний Сергей Иванович ушел по-английски, не попрощавшись, как муза в песне Высоцкого. Интересно, кстати, куда подевался сам паренек? При мысли о том, что он, вполне возможно, очнулся в моем старом теле — покорежило. Тоже сейчас бегает бедолага, наводит суету и пытается понять происходящее. И я ведь ему никаких «записочек» не оставил, поэтому приятным бонусом для Сережи станет двушка на Пушкинской и сберегательный счет в банке. Все что от «былой славы» у меня осталось. Пусть пацан поживет.