Мужчина, задрав голову, к чему-то принюхивался.

Когда Нинико открыла дверь, мужчина едва не угодил ей пальцем в глаз:

— Это здесь! — объявил он, бесцеремонно отстранил ее в сторону и вошел в квартиру.

Удивленная Нинико последовала за ним. Мужчина устремился в кухню, закрыл газ и широко распахнул окно. Затем снова подошел к газовой плите, что-то там проверил и только теперь обернулся к Нинико:

— Как так можно, девушка, это же просто недопустимо!

И тут Нинико догадалась: у нее остался открытым газ. Поэтому воздух в комнате показался ей таким тяжелым, когда она вернулась домой. Но ей было не до того, она села перед зеркалом и, наверно, уснула.

Сосед вышел из кухни:

— Окно пусть будет открытым! Я поднимался из подвала и почувствовал запах… Разве так можно!

Нинико стало стыдно: этот незнакомый человек бог знает что может о ней подумать.

Мужчина последовал в комнату:

— И здесь открой окно!

Нинико открыла окно. И ей вдруг стало холодно, она взяла шаль с кушетки набросила себе на плечи.

— Садитесь, пожалуйста! — нерешительно предложила она мужчине. Он стоял вытянувшись и, казалось, о чем-то думал.

— Присядьте, пожалуйста, — повторила Нинико.

Гость не садился и продолжал осматривать комнату.

— Я ваш сосед, живу прямо над вами.

— Очень приятно, — Нинико стало еще холоднее, — можно, я закрою окно?

— Закройте! — тон у него был повелительный. Нинико закрыла окно. Мужчина продолжал стоять, но уходить не собирался.

— Это кто? — ткнул он пальцем в фотографию с рамке, висевшую на стене.

— Сара Бернар!

— Кто-о?

— Сара Бернар… Французская актриса.

— Понятно… А я Платон Курдиани! — неожиданно представился мужчина, будто Нинико назвала ему себя.

Затем он повторил:

— Понятно…

— Что вы сказали?

— Ничего, кушетка, книги, картины, магнитофон, — спокойно перечислял он обстановку, как будто разглядывал предметы через бинокль и докладывал об увиденном присутствующим.

— А куда выходит эта дверь?

— На балкон… — Нинико поражало, почему его так подробно интересовало убранство ее квартиры.

— На балкон… Вы спите на этой кушетке?

— Да…

— Сколько вам лет?

— Двадцать четыре!

— Где-нибудь работаете?

— В театре.

— Прекрасно, я очень люблю театр. Так почему же, детка, ты так неосторожна?

Потом он внимательно посмотрел на Нинико:

— Испугалась? — и повернулся к дверям: — Ну, я пошел, а ты будь внимательнее! — Он погрозил ей пальцем.

— Спасибо, — Нинико теперь на самом деле испугалась и почему-то всей душой желала, чтобы сосед поскорее ушел.

Она крепко заперла за ним дверь, прислонилась к ней спиной и облегченно вздохнула.

Она содрогнулась при мысли о том, что могла умереть во сне.

После концерта за сестрой приехал на машине Торнике, Заза не поехал с ними и домой пошел пешком.

Проспект Руставели был завален снегом, казалось, что его только что привезли откуда-то запакованным в вату и еще не распаковали. Подмораживало, и местами тротуар блестел, как зеркало.

Возле оперы Заза встретил супружескую пару, живущую по соседству. Они так прогуливались всегда, исправно посещали кино и театр. Муж с благоговением вел жену под руку, чтобы она, не дай бог, не поскользнулась на льду. Они шли медленно, блаженная улыбка играла на их лицах, словно им было известно что-то такое, чего никто никогда не узнает. Заза только один раз поднимался к ним, даже не помнит зачем. Кажется, для того, чтобы отнести им газету, по ошибке брошенную почтальоном в его ящик.

Супруги называли друг друга «мамочкой» и «папочкой». Они жили в одной комнате, и видно было, что это их весьма угнетало, хотя на словах они гордились тем, что у них была одна комната, словно самый факт тесноты подтверждал их непоколебимую порядочность.

«Если бы мы по примеру других прибегали к помощи лжи, можете быть уверены, мы не оставались бы в одной комнате». «Если бы папочка был карьеристом, мы бы тоже обитали во дворце!» «Пожалуйте, пожалуйте к нам, в тесноте, да не в обиде!» «Войдите! Папочка всегда был покровителем молодежи, потому и остались в этой конуре!» «Мамочка, ложись, не то простудишься, у нас не топят!»

Заза пробыл у них совсем недолго и ушел с таким чувством, будто был виноват в том, что они жили в одной комнате.

Да, они явно жалели, что в свое время не прибегли к помощи лжи, что не позаботились вовремя о карьере, хотя это они, разумеется, тщательно скрывали. Теперь оба они уверовали в то, что были истинными мучениками за правду. Если послушать их, то получалось, что все только и делали, что лгали из самых корыстных целей: врачи, режиссеры, инженеры, почтальоны и милиционеры.

Не мог же он с ними спорить! Они все равно остались бы при своем мнении… Сейчас они не заметили Зазу, и он обрадовался, что избежал встречи.