Иду в душ. Сижу в тесной кабине, привалившись спиной к стеклу, пытаюсь думать, но ни черта не выходит. В голове творится черте что, мысли перескакивают с одного на другое, и сплошной мат.

Я через силу пытаюсь вспомнить подробности той роковой ночи, после которой все пошло по одному месту, но не могу. Сплошная каша из обрывков, целые куски выпадают, душно, тошно.

Бьюсь затылком о стенку, и она надрывно дрожит.

Ведь как божий день ясно, что неспроста меня так развезло, что без химии не обошлось? Почему сразу не чухнулся? Надо было как только проснулся и увидел рядом Зайку, бежать в клинику и сдавать анализы. А я ошалел от произошедшего и повел себя как долбоящер. Еще извинялся…

Когда выхожу обратно в комнату, телефон как раз перестает голосить. На экране — пять пропущенных. Все от Стефа.

Я перезваниваю ему сам:

— Ну что?

— Наведался один из моих парней к вашей Зайке. Ее нет. Сбежала. Собиралась явно в спешке, похватала первое, что под руку попалось.

От этих слов меня подбрасывает. Побег — это почти признание.

— Сейчас приеду.

— Ты здесь не нужен. Только беситься будешь и мешать.

— Но…

— Хочешь совет? Ляг и проспись хорошенько. Чтобы завтра быть в твердом уме. Он тебе понадобится. Уверен, Милина племянница много дел наворотила, придется все это расхлебывать. И если хочешь семью сохранить и Милино расположение вернуть, то придется постараться.

— Я понял.

— Молодец. Жди завтра с отчетом.

После разговора, я ложусь спать.

Стеф прав во всем. Хватит уже быть лохом. Мне нужно откинуть бесполезные эмоции, выгрузить из головы ненужный шлак в виде желания убивать или ехать к Миле и орать под окнами, чтобы простила. И завтра с холодным сердцем приниматься за решение проблемы.

Стеф, как и обещал, звонит на следующий день. Ближе к вечеру.

— Значит, так, горе-любовник, — начинает без предисловия, — нашли больницу, в которую она ходила. Беременности нет и не было.

Я облегченно выдыхаю. Минус одна проблема. Плюс один гвоздь в крышку Зайкиного гроба. В висках бомбит давление.

— Проекта в универе, ради которого она якобы приехала, тоже нет. Никто из преподов не приглашал к себе первокурсников, чтобы заниматься какой-то научной работой.

— Уверен? — цежу сквозь зубы, потому что картина начинает вырисовываться совсем неприглядная, — Получается она изначально ехала к нам с определенной целью.

— Да. Девка не промах, за рога вас обоих водила. И скорее всего, это только верхушка айсберга. Мои сейчас ее ищут. Как только где-нибудь засветится — дам знать, — если вчера он Стеф был спокойно-отстраненный, то сегодня у него в голосе звенит сталь.

— Что еще?

— Мы нашли на столе бумажку, с остатками порошка. Думали, может запрещенка какая, а оказалось, что это раздавленная таблетка для прерывания беременности. Проверили, где мог оказаться сам порошок и нашли в заварочном чайнике.

— Зачем ей таблетки, если беременности не было? — эта ситуация вызывает все больше недоумения.

— Я не уверен, что пилюля предназначалась ей. Иначе зачем подсыпать ее в чай.

После этих слов по спине ползет холод. Если не ей, то…

— Найди мне ее, Стеф. Из-под земли достань.

Если она хотела навредить Миле и ребенку, я ее в порошок сотру. Вздерну своими собственными руками.

— Подъем, спящая красавица!

Мне требуется несколько минут, чтобы понять, где я и что происходит.

Дома. С Алисой. Которая осталась у меня на ночь, после того как муж ушел из дома вместе с Зайкой.

Предатели. Как они могли…

— Э, нет, — она стаскивает с меня одеяло, — никаких слез с утра пораньше. Сначала поесть, потом выпить витамины для беременных, потом съездишь со мной на работу, мне нужна помощь.

— А потом? — спрашиваю без единой эмоции.

— А потом я что-нибудь еще придумаю, — отмахивается подруга.

Пытаюсь засунуть голову под подушку, но подушку у меня тоже отнимают. Лежу солдатиком, без подушки, без одеяла. Гневно смотрю на подругу, а ей хоть бы хны:

— Кофе готов. Сырники тоже.

— Ты же терпеть не можешь готовить сырники.

— Вот именно! Теперь ты знаешь, какой подвиг я совершила, чтобы тебя накормить завтраком. Так что подъем!

Когда Алиса включает барана, спорить бесполезно. Не отстанет, не отпустит, и все равно заставит сделать по-своему. Поэтому приходится подчиниться.

Я пытаюсь спрятаться от нее в душе, но и оттуда она меня выковыривает, задолбав стучать в дверь.

Не позволяет мне надолго остаться одной и раскиснуть, заставляет двигаться. Это бесит. И за это я ей благодарна.

Потому что будь я одна — весь день бы лежала в постели и рыдала. А так ворчу, матерюсь себе под нос, но двигаюсь.

У нее весь день расписан по минутам. Она действительно тащит меня к себе на работу, и дает ворох бумаг.

— Надо разобрать.

— Я, по-твоему, делопроизводитель?