Поезд затормозил, но это было уже бесполезно, он врезался в толпу, смял ее, расплющил людей между вагонами, разметал по сторонам и растер по стенам. Масса на платформе подалась в сторону и вывалилась на противоположные пути. И тут же в них врезался другой поезд. Толпа оказалась зажата между двумя составами, машинисты открыли двери, и из вагонов стали выдавливаться люди, но толпа поднажала, и вагоны качнулись и впустили в себя еще немного. Те, кто хотел попасть внутрь и у кого это не получилось, протискивались в окна, забирались на крыши вагонов и пробовали втиснуться между ними.

Под потолком метался вопль, было видно, что некоторые люди в центре толпы уже умерли, их задавило насмерть, но они не могли упасть, болтались вместе с остальными.

Изображение сосредоточилось на этих мертвецах, на мужчине, с раздавленным лицом и выпученными глазами. Он стоял, запрокинув голову, покачиваясь вместе с остальными и прикусывая с каждым движением вывалившийся язык. Скоро он этот язык совсем откусил. Камера отвернулась и стала смотреть в стену, мелькнули чьи-то глаза, и начался другой рассказ. Голос объявил, что это репортаж.

Город изменился, как-то погас, посерел, утратил беззаботность и стер с лица детскую наивность. Воздух был заполнен вертолетами, их было так много, что я удивился – отчего они не сталкиваются? Боевые с острыми мордами и подвешенными под короткие крылья ракетами. И грузовые, с отвисшими животами, и разведывательные, маленькие и шустрые, сновавшие между своими большими братьями. Сам воздух изменился, он наполнился дымом, из-за крыш поднимались многочисленные черные столбы, подпиравшие небо, горизонт затянут красной лентой.

По улицам катили танки и бронированные автомобили, везде солдаты, так много, что нормальных людей среди них не проглядывалось. Камера висела над толпой, видимо, она крепилась на вертолете.

Вертолет поднялся над крышами. Я не узнал местность, город, какой-то из его многочисленных районов. Солдаты и техника двигались, наверное, в сторону центра. И вертолет полетел за ними. Все это не сопровождалось никакими словами, кажется, их просто не успели записать на пленку, просто звуки мира: рев моторов на земле и в воздухе, крики, сирены, далекий гул. Камера плыла над крышами и вдруг заволновалась, затряслась и стала набирать высоту, и в это мгновенье что-то произошло.

Камера погасла, и некоторое время мы смотрели на мельтешение серых и белых линий, они походили на пеструю собачью шерсть, из которой вяжут носки.

Затем камера включилась, но теперь она не летала, а крепилась неподвижно, как мне показалось, на фонаре. Или на балконе, не так высоко. Улица та же самая, но теперь она была погружена в панику. По асфальту бежали люди. Они спасались. То и дело оглядывались, падали, падали друг на друга, поднимались. Некоторые бежали порожняком, другие с сумками, с чемоданами, волочащимися на колесиках, с детьми на руках. Наперекор течению пробирались небольшие группы военных, не очень быстро, их то и дело сносило, но они упорно давили и давили.

На противоположной стороне на тротуаре сидел мальчик. Он, кажется, плакал, и никто не обращал на него внимания, все были испуганы.

Камера дрогнула, наверное, от взрыва, люди заспешили еще больше, а дальше произошло… В толпе появились чужие. Черные, похожие на быстрые кляксы, неуловимые осьминоги, только сухопутные, они набрасывались на людей, сбивали их с ног, в воздухе повисали кровавые фонтанчики.

Мне показалось, что они откусывают людям головы. Много и жадно.

Мальчишка закрыл лицо руками.

Выстрелы. Я сразу опознал игрушечные трели штурмовых винтовок.

Какая-то девушка схватила мальчишку за руку, и они побежали, смешались с толпой.

Солдаты стреляли много, и, кажется, не очень разбираясь.

Черные продолжали возникать, я не мог понять, откуда, то ли прямо из-под земли, то ли выскакивали из окон, они врывались в толпу, выхватывали из нее людей, и в воздух взлетали красные фонтанчики.

Как в книге про морских обитателей, так я подумал. Там была фотография, показывающая, как чайки нападают на косяк небольших рыбок, вроде бы они назывались сардинами. Падали с разгона, сложив крылья, втыкались в воду, выхватывали живое серебро и тут же жадно его проглатывали. А снизу несчастных сардин ждала другая напасть, длинные и острые рыбы выныривали из морской темноты, впивались в бешено вращающийся живой шар, рассекали его на половины, и в толще воды сияла чешуя.

Очень похоже. Люди были беспомощны, военные скорее мешали, они стреляли много и беспорядочно, однако вреда от них получалось больше, чем толка. Они попадали совсем не в тех.

Затем взорвалась граната. Толпу расшвыряло по сторонам, звук исчез, и сразу же последовал второй взрыв. Наверное, бочка с горючим. Или канистра с напалмом. Или зажигательная граната, я слышал про такие – сначала в воздухе распыляется огнеопасный газ, затем пробивает искра. Огонь растекся и всполз по стенам почти до второго этажа, и теперь улица напоминала чашу, в которой пылал огонь, люди продолжали еще шевелиться, шагали, падали, шевелились.