Алан осознавал, что использует грязные приемы. Даже тугодум Димитрий это сообразил и негромко крякнул. Но промолчал.

Манипуляция была налицо, однако на Алана накатило упрямство. Слова Димитрия про море, явное напряжение Ви, ее нежелание отвечать на простой вопрос вынуждали настаивать.

Ви с несчастным видом смотрела снизу вверх то на Алана, то на Димитрия. Ее губы тряслись.

— Я… я не знаю, что делать! — жалобно сказала она. — Старейшины могут рассердиться, если я скажу! Мне говорили, что Пилигримы не интересуются такими вопросами, они просто отдыхают! Но если я не скажу, рассердитесь вы…

Она внезапно поднесла руки к лицу и заплакала.

Алан был потрясен такой реакцией. Он вовсе не собирался доводить ее до слез. Его поразило, что эта всегда веселая и позитивная девушка умеет лить слезы.

Пока Алан в замешательстве стоял без движения, инициативу перехватил Димитрий. Он выступил вперед, аккуратно взял Ви за плечи и пробасил:

— Ну-ну, детка, не надо так реагировать! Мы никому не скажем, если ты ответишь на простой вопрос. Старейшины не узнают ровным счетом ничего, клянусь своей кудрявой бородой! Мы, Пилигримы, чтим кодекс учтивости и никогда не ударим в спину.

Тут он, конечно, перегнул, ибо среди Пилигримов встречались самые разные личности, но откуда Ви знать об этом? Ее личико прояснилось. Даже заплаканная, она выглядела обольстительно.

— Если в Либере рождается больной малыш… — начала она. — Или некрасивый… это значит, что он не прошел Селекцион первого уровня. Это отбор при рождении. Старейшины клеймят его и отправляют в подземные ярусы…

— Чего? — поразился Алан. — Клеймят?

— Ставят знак вот сюда, — она показала на лоб. — После этого Клейменый лишается воли и служит Либере всю жизнь, выполняя черную работу…

— То есть под нами в подземельях трудятся сотни… или тысячи бедолаг, лишенных воли?

Ви кивнула.

— Однако! — проговорил Димитрий. — Да у них тут самое настоящее рабство! Не хуже, чем в диких Оазисах. Даже изощренней!

Алан не верил ушам. Он огляделся и обвел рукой белокаменные стены, высокие окна, сад за ними, легкие занавески и огромную кровать под сетчатым балдахином.

— Это всё создано теми, кому не повезло родиться некрасивым или больным?

Ви снова кивнула.

— Самую тяжелую работу выполняют Клейменые, работу полегче — Прислужники. А Свободные либериане не работают.

— И всех устраивает такая ситуация? — полюбопытствовал Димитрий.

— Что, прости?

— Клейменые не поднимают бунт? Во всех Оазисах, где есть рабство, рабы хоть раз на памяти старожил поднимали восстание. От этого дикие Оазисы пребывают, собственно, в дикости. А ваш Оазис такой… такой… — Димитрий безуспешно пытался подобрать нужное слово.

— Клейменые лишены воли, Димитрий, — напомнил Алан. — Правильно, Ви?

— Правильно, но… — она задумалась. — Ходят слухи, что некоторые Клейменые в далеком прошлом сохраняли разум и даже убегали в Дебри. Я слышала, они являлись носителями гена Пилигримов.

— Носителями чего Пилигримов? — спросил Димитрий.

— Это… В общем, в них есть магия, которая делает вас Пилигримами.

— А, понятно. Но почему вы не отдавали таких детишек приезжим Пилигримам?

— Маленьких детей? — Ви распахнула глаза. — Пилигримам? Никто не взял бы их. Пилигримы берут тех, кто хотя бы умеет ходить. Но к тому времени все те, кто не прошел Селекцион первого уровня, были уже Клеймеными.

— А девочка права, — сказал Димитрий Алану. — Кто будет нянчиться с младенцами в Дебрях? А этим либерианам проще всех заклеймить и отправить под землю. В общем, всем плевать. Ну что, Алан, ты узнал, что хотел? Не пора ли нам продолжить развлечения?

Алан едва слышал его. То, что он выяснил, не то чтобы шокировало, но вызывало неприятные чувства. В каждом Оазисе свои законы, и Оседлые живут по ним веками. Не забота Пилигримов менять эти законы. Алан и сам не понимал, что его беспокоит в этой истории.

А потом он вспомнил.

— Значит, все-таки они сбегают! Я тебя спрашивал вчера, помнишь, Ви? Ты сказала, что из Либеры никто не сбегает!

— Но ведь ты говорил о гражданах Либеры, — сказала Ви. — А Клейменые — это просто…

— Рабы и вовсе не люди! — договорил Алан. Он был возбужден. — Димитрий! Рафу назвала приемного сына Осаму “необыкновенным”, когда я спросил, как он выглядит! Не клеймо ли на лбу делало в глазах смертоносной старушки его необыкновенным? У этих синоби странные представления о жизни. Быть может, и красоте тоже.