Заглянув в глаза другу, замечаю в них настороженность, как и в его голосе:

— Платини действительно причастен к поломке борта Ким Дже Сопа.

— Я был в этом уверен. И предупреждал, что не надо ее впутывать, — сухо чеканю, но следом, наконец, понимаю, почему Джеха побеспокоил Веру. — Чего я не знаю?

— Многого. Как и я, — достав из кармана сотовый, Джеха двумя касаниями открывает несколько фото. — Когда я тебе скажу, кто был замечен в Париже, и кто трижды встречался с Платини, ты будешь очень удивлен.

Бросив взгляд от фото мужчины в очках и строгом костюме, я хмурюсь, не понимая, о чем говорит Джеха.

— Анатолий Преображенский, — едва произносит друг, а я снова возвращаюсь к фото. — Он трижды наносил визит в Лувр в Мае. Конечно, как турист. Но источник в Париже уверяет, что в это же время в здании музея находился Платини. Как раз, когда проходили переговоры по подписанию контракта о Когте с нашей стороной. Более того. Преображенский знаком с Сарой. Лично.

Несколько секунд продолжаю смотреть на снимки, а сам не верю своим глазам. Мужчина в сером плаще запечатлен на них действительно с Сарой.

— Он и Попов давние друзья, Сан. Но Попов явно не знал, о том, что Преображенский бывал в Париже. Мы вели слежку и за ним, и за его сыном Юджином. Если они друзья, и Попов взял под крыло Веру, то почему Преображенский ни разу не встретился с ним, а предпочел другу, беседы с его прямым конкурентом? Как и с Сарой?

Слушая Джеха, я продолжаю листать снимки, понимая, что подобное неспроста.

— Насколько хорошо ты знаешь эту женщину, Сан? — вопрос вгоняет в ступор.

Нет… Не может быть такого. Не поверю ни за что.

— Джеха, — едва ли не стальным тоном осекаю друга. — Это исключено.

— Все может быть, Сан. Красивая белая женщина. Блондинка с алебастровой кожей, вдруг забывает шторки на окнах закрыть. А Сара случайно снимает для тебя такой шикарный номер. Не находишь это странным?

— Ты спятил? — едва не зарычав, поднимаю взгляд, а Джеха спокойно кивает и говорит:

— Да, Сан. После того, как прислали все материалы из Франции, и как только началось расследование поломки борта Дже Сопа, я решился проверить всех до единого. Мы едва не разбились, если ты помнишь. Я мог оставить это без должного внимания? Прости, но лишь потому что она твоя…

Он умолкает, а я сжимаю челюсти, и делаю глубокий вдох. Как понять это все?

— Я должен сперва поговорить с ней. Нельзя оставлять Веру без присмотра сейчас. Платини может выкинуть все, что угодно, после решения суда. Несколько дней она должна пробыть под нашим присмотром, — отдаю сотовый, а повернувшись обратно, замечаю в дверях Веру.

Она входит в зал, становится рядом с представителями консульства, и только тогда находит меня.

Наши взгляды немедленно встречаются, схлестываются, сплетаются воедино, напоминая что было между нами, и чем закончилось. Вера старается держать лицо, хотя и бледна. Она испугана, то и дело, осматривается, в поиске поддержки, которой нет.

Она в чужой стране, рядом с чужими людьми, опорочена гнусными слухами… Но она здесь ради меня.

Невообразимо, как можно решить, что Вера намеренно подослана с какими-то целями. Бред, в который я не поверю никогда. Пусть все выглядит именно так, пусть и похоже на то, что ее отец в сговоре с Платини. Плевать. Я не поверю в это, пока она не скажет мне в лицо, что предала, обманула, лгала. Алчно и низко врала, используя собственное горе, ради наживы и денег, а тело для достижения цели.

Мне бы думать о том, кто я, кем являюсь и что должен. Но не могу. Проклятье, насколько же она красива. Как мираж, как отражение всех пороков и желаний, как самый сладкий и порочный грех. Я смотрю на строго и элегантно одетую женщину, а вижу обнаженный силуэт в ночном сумраке. Вижу каждый изгиб ее тела, надеясь, что не один вспоминаю о подобных вещах в такой момент. Хочу верить, что не один думаю о нас.

Остановиться нет ни сил, ни желания. Все снова повторяется в точности, как в Париже, и в нашу первую встречу. Однако сейчас взгляд Веры говорит о другом. Она знает, что я сказал. Знает, и смотрит так, будто я ненормальный. Злится? Возможно, и даже оправдано. Скучала хоть минуту? Я бы задал этот вопрос, но не в зале, с кучей посторонних и ненужных людей. Наедине. Там, где смог бы объясниться с ней, и сам задать главный вопрос — почему? Он терзает до сих пор. Не могу прийти в себя все эти месяцы, все, то время, что провел без нее. Почему ушла и ничего не сказала? А главное — почему прилетела и помогла сейчас?

Минуты, обращаются в часы между нами. Хуже всего, что я вижу в ее глазах разочарование. Понять причины могу — ложь никогда и никому не приносила удовольствия. А я солгал. Нагло наврал, о вещах, которые могут причинить ей боль. Они причинят боль любой женщине. Тем более, если правда настолько жестока. Невеста… Большей глупости не придумать, но только она обезопасит Веру от гнусных сплетен и манипуляций Платини хотя бы на время. Это даст причину, по которой ее больше не удастся шантажировать, чтобы использовать.