— Круто. — Он уже бродил по комнате, открывая ящики в поисках новых, блестящих вещей для изучения. Мой дом был для Николая чем-то вроде тематического парка. Ему нравилось использовать зажигалки моего отца, скрещивать лодыжки на столах из красного дерева, делать вид, что он отвечает на важные звонки по старинному офисному телефону Toscano.

— Я подумала, может быть, мы могли бы переиграть часть книги. Ты знаешь, как практика, для моего прослушивания в сентябре.

— Переиграть что?

— Одну из пикантных сцен. В книге. Мне нужно сделать что-то рискованное для моего прослушивания.

— Рискованное? — пробормотал он, выдвигая ящики и засовывая в них руки.

— Да. Они не возьмут меня, если я дам им что-нибудь обычное.

О чем, черт возьми, я говорила? Даже я понятия не имела.

— Насколько непристойно? — Он был слишком рассеян, пытаясь что-нибудь украсть.

Я схватила книгу и пролистала ее, прежде чем остановиться на странице 126 и передать ему. Он перестал рыться в ящиках. Его взгляд упал на текст. Я затаила дыхание, пока он читал. Когда он закончил, он вернул его мне, и я спрятал его в библиотеке позади себя.

— Ты ведь шутишь, правда?

Я покачала головой, мой пульс едва не выпрыгнул из кожи.

Николай замер. Его взгляд переместился с одного из ящиков стола на мой, недоверие коснулось его глаз. В них было знание. Непочтительность и раздражение. Я хотела воссоздать ту сцену в библиотеке, где Робби прижимает Сесилию к полке и целует ее так, будто настал конец света. Потому что для него это так.

Каждый волос на моих руках встал дыбом. Я не хотела блевать на собственные туфли. В то же время казалось, что я собираюсь сделать именно это.

— Мы просто поцелуемся, — уточнила я, изображая зевок. — Никаких других странных вещей, ясно.

— Просто поцелуй?

— Эй, это ты только что сказал мне, что все начинается и заканчивается поцелуем. — Я подняла руки, сдаваясь.

Его губы изогнулись в легкой ухмылке. Мое сердце свободно упало на пол.

— Ари, ты обыскала винный шкаф своего старика? — Ники стер маленькое пространство между нами. Он провел пальцем по раковине моего уха. Дрожь пробежала по мне. — Мы не можем целоваться. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы наши родители убили меня.

— Ты имеешь в виду нас.

— Неа. — Он вынул сигарету из-за уха и пожевал окурок, не останавливая руки и рот. — Под присмотром папы Конрада тебе сойдет с рук практически все. Вина всегда лежит у ног бедняги со смешно звучащим именем. Разве ты не заметила тему во всех классических произведениях, которые мы читали прошлым летом?

— Я никому не скажу. — У меня сдавило горло. Полный камешков. Внезапно отказ обрел вкус, запах, тело. Это было живое, дышащее существо, и жало его кулака обожгло мне щеки. Я даже не могла злиться на Ники. Я была неохотным наблюдателем все время, когда мой отец, моя мать и Руслана бросали угрозы, как стрелы, в воздух, нацеленные на Ники.

Не смей прикасаться к ней.

Сделай шаг назад, сынок.

Николай, а тебе не надо помогать маме с посудой?

— Я знаю; дело не в том, что я тебе не доверяю, — согласился Ники. — Дело в том, что я не доверяю своей удаче. Если они как-нибудь узнают, подключено ли это место к проводам или что-то в этом роде... . . Ари, ты знаешь, что я не могу.

Это было нежно, но окончательно. Тема закрыта. И хотя я понимала его, я также злилась на него, потому что он по-прежнему был уравновешен в отношении нас, тогда как я была логична, как грузовая шина, когда дело касалось его. Желчь в моем горле катилась на дюйм вперед ко рту. Но я не была такой девушкой. Я гордилась тем, что была именно такой, какой хотел меня видеть Ники. Я смотрела боевики, играла в мяч и говорила «чувак» по крайней мере пятнадцать раз в день.

— Эй, мы идем купаться или как? — Ники обхватил пальцами маленький хрустальный шар на полке позади меня и сунул его в карман. Он делал это часто, и я никогда не возражала. Может быть, потому, что я знала, что он никогда не возьмет то, что мне дорого. — Я тренировался в бассейне YMCA весь год. Приготовься к тому, что тебя раздавят, девочка с серебряной ложкой.

Острый укус за моими глазами сказал мне, что у меня есть три секунды, может быть, пять, прежде чем слезы начнут капать.

— Чувак. — Я фыркнула. — Кто сейчас под кайфом? Я собираюсь покончить с тобой. Дай мне надеть купальник.

— Встретимся у двери в пять.

Я развернулась и ушла, закрыв за собой дверь спальни, затем полезла за своим купальником в ящик стола, порезав при этом большой палец. Я истекала кровью, но ничего не чувствовала.

Я сосала кровь, глядя в зеркало и тренируя свою лучшую, самую яркую улыбку.

Это был мой первый урок юности.

С разбитым сердцем справлялись осторожно. В закоулках твоей души. Внешне я была сильной. Но внутри — я сломалась.

***

После соревнований по плаванию, в которых Ники действительно меня уничтожил, я избегала его всю первую неделю летних каникул.