Главный удар должна была наносить 37-я армия, вспомогательный — 9-я правым флангом. Задачей 56-й Отдельной армии оставалась оборона Ростова.

В то время как готовилось это контрнаступление с целью окружить Клейста, он, перегруппировав силы для ударе на Ростов с севера, прорвал фронт нашей 56-й армии и 19 ноября очутился на северной окраине города.

Два дня продолжались ожесточенные уличные бои. Части 56-й армии сражались мужественно. Особую отвагу проявил полк ростовского народного ополчения. Но удержать город не удалось.

Здесь не оказалось заранее подготовленной обороны с продуманной системой огня. Бойцы не были обучены ведению уличных боев с танками.

21 ноября ударная группа Клейста захватила Ростов, но в тот же день части 37-й и правого фланга 9-й армии вышли к реке Тузлов, создав угрозу окружения Клейста. Едва успев войти в город, не дав даже отдохнуть своим танковым дивизиям, Клейст с ходу вынужден был их отправить в район прорыва. Оборона Ростова с юга была возложена на две дивизии моторизованной пехоты.

Не имея резервов, Клейст вынужден был обнажить свой центр, против которого находился левый фланг Харитонова.

Вся надежда Клейста была на то, что Харитонов будет поддерживать 37-ю армию. Сюда Клейст и перебросил главные силы. За это время он рассчитывал укрепить Ростов с той стороны, где находился левый фланг Харитонова. На этом направлении по плану нашей операции имелось в виду лишь оковывать противника, и здесь не требовалось большого числа войск.

Полк Климова, находясь на правом фланге 9-й армии, упорно прогрызал оборону противника, то и дело переходившего в отчаянные контратаки. Батальоны отбивали в день по нескольку танковых контратак.

Гущин, неясно представляя себе положение дел, видел свою задачу в том, чтобы наступать в лоб противнику. Он наступал, не реагируя на то, как маневрировал противник.

Володя Ильин в это время находился в полку Климова.

Командный пункт полка только что разместился в освобожденном селе, в здании сельской школы. Везде валялись обрывки газет, консервные банки, пустые бутылки из-под французских вин.

Климов осматривал изуродованный рояль. Он открыл крышку — рояль был превращен в мусорный ящик. Там скопилось огромное количество пустых бутылок, коробок от сигарет, оберточной бумаги, обрывков целлофана, окурков.

Он кликнул ординарца и велел очистить рояль.

— Пойдем! — сказал он Володе.

Комната, куда они вошли, была, видимо', кабинетом директора школы. Климов, усадив Володю, сказал:

— Давно хотел с тобой поговорить… да все как-то не нахожу времени. То бой, то подготовка к бою. Решил о своей жизни рассказать теперь, когда мы наступаем. В случае моей смерти приткнешь отдельной главой в книге. Заглавие такое: "Жизнь — извилистый путь!" Это обязательно прочтут. Ты можешь не записывать.

И так запомнишь. Ну, слушай!

Сын безлошадного казака! Понимаешь? Девки на меня не глядели. На теленка, на кошку, на собаку поглядят, а на меня нет. То есть для них я был как бы неодушевленный предмет. Ты понимаешь? А я был паренек самолюбивый, не стерпел такого унижения, ушел в Ростов, на завод. Наконец война, первая мировая. Я на фронт — добровольцем. Тут сразу же один Георгий за другим.

Вся грудь в крестах. Дивизия наша попадает в Питер. Я вижу, что, с одной стороны, дело к тому идет, что происхождения своего мне нечего стыдиться, рабочий человек вошел в моду, но, с другой стороны, как долго это будет продолжаться? Тут наша дивизия неожиданно на Дон подалась. В теплушке ночью кто-то меня за рукав дернул: "Давай, станичник, на разъезде соскакивай! Будешь командиром сотни!" Я, ничего не соображая, соскочил и.

вижу-еще несколько человек выскочило. Значит, в нашей дивизии агитаторы-большевики знали, кого агитировать. На классовую принадлежность напирали. И не ошиблись. Пришли мы к Буденному. Получаю сотню. Вот, погляди!

Климов извлек из бумажника потертую фотографию, на которой был он в кожаной куртке, в высокой шапке с красной поперечной лентой, вооруженный с ног до головы.

— А это жена с дочкой!

Володя посмотрел снимок, на котором, зажмурившись от солнца, в белых платьях и широких шляпах стояли на ступеньках ослепительно-белого здания две женские фигуры.

Из бумажника выглянула еще одна фотография, но Климов не показал ее. Володя успел заметить на ней знакомое лицо Карташова.

— Мне в этой войне не везет! — сказал Климов. — Я — кавалерия! С конем сросся, как птица с крылом. Нет мне в этой войне размаха. Сам видишь. То запасной полк. То этот, стрелковый. Разве это наступление? Пять километров в день. А вот и совсем встали. Разве можно тут в лоб переть… Шмякнет сейчас осколком —»

тут тебе и весь сказ о бесславном конце казачьего сердца!