– Не, – сказал Титаренко под стук шарика, – без меня, я тут Чиру выношу…

– Хрен ты выносишь! – вставил Чира.

– Возьмите Ляпу, – предложил Титаренко.

– Ляпа кино досматривает!

– Ну, Ромыча обратно.

– Они жулят! – крикнул Ромыч.

– Блин, тогда Таньку или Ленку!

– Танька, – пихнула Королева подругу, – садись давай вместо Титаренко. Ты же хотела.

– А чего я? – сказала Шинкарева. – Пусть Ленка.

Рачкина возмущенно откинулась на диванную спинку, вздернув худые ноги.

– Вы чего? Я вообще играть не умею!

– Так я раздаю? – спросил Игорь, ища взглядом глаза Королевой, будто спрашивая у нее разрешения.

– Все! Тихо! – повысил голос Чехов. – Раз никто не хочет, на правах хозяина объявляю перерыв. Джипси-тайм!

– Чего? – удивился Игорь.

– О, я тоже хочу! – привстал Ляпа, вдруг совершенно расхотев смотреть свой «День независимости».

– И я! – втиснулся на стул рядом с Игорем Ромыч.

Чехов подошел к шкафчику у стены и вытянул из-за ворота футболки шнурок с ключом. Обернулся.

– Кто будет?

– Я! – высоко вверх вытянула руку Королева.

– И мы тоже, – сказали хором Шинкарева и Рачкина.

– Титыч, ты как? – крикнул Чехов.

– Всегда «за», – сказал Титаренко.

Чехов выпрямился и принялся загибать пальцы:

– Ромыч, Ляпа, Титыч, Чира, само собой, девчонки и я. Итого восемь «кораблей». Лага, ты как, будешь?

– Что буду? – спросил Игорь, не понимая.

Королева звонко рассмеялась.

– Антон, Игорь что, не в курсе? – спросила она.

Глаза ее весело сверкнули.

– Сейчас будет в курсе, – заверил ее Чехов и открыл шкафчик. – Мы, Лага, – сказал он, достав десяток тонких, похожих на сигареты бумажных цилиндриков, – немножко балуемся растительным миром.

– Чем?

– Травкой, – сказал Чехов.

– Марьей Ивановной, – сказал Ромыч, поправив очки.

– Дымим мы, – сказал Чира от стола.

– Курите? – сообразил Игорь.

– Мы не просто курим, – Чехов пошел в обход компании, каждому раздавая сигаретины, – мы потребляем, так сказать, продукт, позволяющий иначе воспринимать ту реальность, в которой мы только гости.

Ляпа вдруг заржал.

– Ляпа, – обернулся Чехов, – ты что, пыхнул уже где-то?

Он сходил к Титаренко и Чире, а затем встал перед Игорем. Последняя сигаретина лежала у него на ладони, из неуклюже завернутого бумажного конца торчала короткая соломинка.

– Будешь?

– Но это же…

Игорь посмотрел на Ромыча, на Шинкареву с Рачкиной, на Ирку, которая деловито катала свой цилиндрик в пальцах.

– В Штатах, – сказал Чехов, – марихуана, между прочим, разрешена. Считается вообще лечебным препаратом.

– Ага, я тоже слышал, – поддакнул Титаренко.

– Я не знаю, – выдохнул Игорь. – Я вообще не курю.

– И все же? – Чехов с улыбкой покачал сигаретиной перед его лицом. – Другого шанса не будет.

– Я…

– Не очкуй, – подал голос Чира.

Злость вспыхнула в Игоре.

– Я не очкую! – громко сказал он. – Я не очканавт. Мне просто через час дома надо быть.

– Без проблем, – сказал Чехов. – «Косячок» как раз где-то на час действия. Полетишь домой как на крыльях. Кофе только зажуешь, прямо из банки, без воды, насухую, чтоб запаха не было. Итак, Лага...

Игорь так и не понял, как сигаретина оказалась в его пальцах.

– Ну, я не знаю…

– А Ирка тебя поцелует, – сказал Чехов. – За храбрость. Поцелуй за храбрость – круто звучит, да?

– Я могу, – сказала Королева.

– Не, ну это… – смутился Игорь. – Так-то зачем? Как будто я за поцелуй…

– Ты против? – шутливо возмутилась Ирка.

– Нет-нет, – быстро сказал Игорь. – Почему? Я готов.

– Ну, Лага, ты попал! – сказал Чехов.

Все засмеялись. Ромыч потеснил Шинкареву. Ляпа лег на пол. Чира и Титаренко, пихая друг друга, угнездились в кресле. Игорь, глядя на остальных, сунул сигаретину в рот. Чехов снова оказался рядом, предупредительно поднес зажигалку. Пыхнул оранжевый огонек.

– Сильно не затягивайся, – сказал он. – И сядь.

– А то что? – спросил Игорь.

– Ничего. Хорошо будет.

Кончик сигаретины заалел.

– Ну, – сказал Чехов.

Игорь, опустившись на свободный стул, втянул в себя сладкий, какой-то ласковый дым. Секунда, другая – и мир сделался бархатным, мягким, расслабленным, голова улетела под потолок, тело закачалось на невидимых волнах, где-то на небе заиграла музыка, и мысли поплыли ленивые, медленные, как ленивцы. Через час домой. А на черта домой? Что там дома? Дома, представьте, черти.