Господская затея — тащиться в лес на ночь глядя — ничуть не смущала возницу.

— За пятнадцать золотых хоть на голове ходите, — заявил он, поигрывая кнутом. — Мне так все равно. Я могу и ночью не спать, и днем, а потом зато сразу по два дня сплю.

Это известие, противу всех ожиданий возницы, отнюдь не привело его нанимателей в восторг. По правде говоря, оба они мало обратили на него внимания. «Одно слово, господчики», — подумал возница чуть обиженно.

Втроем они вынесли из комнат клавикорды и бережно водрузили их на телегу. Затем еще провозились, привязывая и укрывая плотными покрывалами. И только после того, как Эмери убедился в том, что с инструментом все в порядке, принесли остальные вещи.

Возница изумленно глядел на сундучки братьев.

— Эдакие фитюлечки, — высказался он. — Что же это вы так небогато живете?

И снова никто не пожелал вступать с ним в рассуждения. «Да, господчики знатные, — подумал он. — Хороших кровей. Задору в них много».

Сделав такой вывод касательно своих нанимателей, он вновь утешился мыслью о пятнадцати золотых. «Малоимущий седок иной раз лучше, — мысленно рассуждал сам с собой возница, — он разговорами доплачивает, любезностью. А эти — кинули деньги и дальше молчком. Как будто я не человек».

Братья между тем в последний раз окинули взглядом свою комнату и переглянулись.

— Вот и все, — сказал Эмери.

— Тебе тоже грустно? — откликнулся Ренье.

— Уезжать всегда грустно.

— Это верно, — встрял возница.

Братья забрались в телегу. Возница сердито чмокнул губами, и лошадь тронулась. Мимо потянулись знакомые улицы, мелькнул на окраине «Колодец», а затем путешественников поглотила ночная тьма.

Луны светили, обе почти в зените, над густым лесом, окружавшим Коммарши. Через лес приблизительно день пути, объяснил возница, дальше начинаются возделанные поля, а затем почти сразу начинается море.

— За хребетчик перевалим — и вот оно, — выразился возница.

Лес выглядел теплым, мощным существом, с замедленным дыханием и очень внимательными затененными глазами. «Странно, — думал Ренье, покачиваясь на телеге, — вот мы — внутри этого существа, движемся по его артерии — так, словно стали его частью... Хорошо быть частью чего-то большого, могучего. Должно быть, солдатам в огромной армии так же уютно, как нам сейчас...»

Телега качалась, деревья, обступая путников, шептали невнятно и таинственно. Братьев начало клонить в сон.

Неожиданно Эмери проснулся, как от толчка: нечто постороннее, отвратительное взрезало целомудренную лесную тишину. Он открыл глаза и увидел впереди мелькание факелов.

— Останови, — велел Эмери вознице.

Тот беспечно натянул вожжи, и конь послушно встал. Равнодушный к людским заботам, конь тотчас потянулся к траве, растущей на обочине.

— Что там, впереди? — спросил Эмери.

Возница обернулся.

— А, не знаю, — ответил он.

— Там есть деревня?

— Нет вроде бы. Да, точно — нет деревни. Какая деревня в лесу? — Он засмеялся, довольный своей догадливостью. — Нет, в лесу, господин хороший, совершенно определенно нет деревни.

Словом «определенно» возница явно очень гордился.

— Откуда свет? — снова спросил Эмери и потряс за плечо брата: — Проснись же!

Ренье открыл глаза, попытался было вновь опустить веки, но безжалостный Эмери не позволил.

— Просыпайся. Неладное там что-то, а у нас полторы шпаги на двоих.

— Зачем же шпагой? — почему-то обиделся возница. — Может, там охотники...

— Ночью? Кого они ловят ночью?

— Может, хищник завелся...

Ренье присмотрелся. Огни двигались, как будто множество людей с зажженными факелами беспорядочно бегало среди деревьев. Затем донесся громкий отчаянный крик.

— Точно, зверь! — обрадовался возница. Он просто ликовал, наслаждаясь собственной опытностью и догадливостью.

— Нет, — покачал головой Эмери, — так кричит человек.

Крик повторился. И ему ответил дружный злобный вой.

— Едем туда, — приказал Эмери.

Возница тронул коня.

— Мы и так собирались туда ехать, — сообщил он. — И нечего было останавливаться.

С каждой секундой огни становились все ярче и как будто умножались перед глазами. Дорога все время петляла, она то приближалась к огням, то как будто удалялась от них, а затем, после последнего поворота, перед путешественниками внезапно открылась сенокосная поляна, и на ней — полтора десятка людей и несколько маленьких, распластанных на земле костров. В прыгающем багровом свете огней видны были черные одежды, подпоясанные веревками, сердитые лица, грубые пальцы, сжимающие гладко отесанные дубинки и пылающие факелы.

Эмери поразили глаза одного из них: так смотрит не охотник, готовый гнаться за добычей, но любовник, предвкушающий ласки возлюбленной. И этот взор, мелькнувший перед юношей, испугал его гораздо больше, чем сама ночная встреча в чаще леса.

Эмери быстро пересчитал собравшихся. Да, не больше пятнадцати. Они все время переходили с места на место, и оттого поначалу казалось, будто их — добрых три десятка.

Ренье спрыгнул с телеги, и тотчас к нему приблизился один из «черных». Размахивая факелом, он ступал горделиво, вразвалку, с явным намерением произвести впечатление. Так ходят простолюдины, изображая важных господ, и у Ренье сразу засосало под сердцем от дурного предчувствия.