И сердце, замирая от ожидания любимого, ныло и умоляло, чтобы это случилось.

Но Искандер не пришел. А это значило одно. Он сделал свой выбор.

Могла ли я укорять его за это? Ведь Искандер не любил меня, и неслучившаяся встреча еще больше укрепила это понимание в моем сердце.

Насильно мил не будешь.

Простая истина, которую мне нужно было принять.

Ощущая гул в голове, я сделала себе нехитрый завтрак.

Чай и кусок хлеба. Печеньки и прочая, богатая начинка холодильника (привезенные продукты тогда, братьями Искандера) не лезли в горло.

Не могла их засунуть в себя!

Кое-как привела себя в порядок. Хотя, глядя на себя в зеркало, я понимала, что до слова «порядок» мне далеко. Распухшее лицо, синие тени под глазами, и больной взгляд…

Я выглядела ужасно, а чувствовала себя еще хуже.

Но даже несмотря на это, понимала – надо идти на занятия. Не потому что я так сильно любила их, нет. Чувствовала – стоит засесть тут, в одиночестве, и боль разорвет мне сердце.

Я и так задыхалась этой ночью от неё…

Не позволяя себе замедлиться и снова погрузиться в страдания, я быстро переоделась и поспешила на занятия.

Холод и серость – отзеркаливая мой внутренний мир, повисли в воздухе. Когда же пойдет снег? Хотелось бы его чистоты, и чтобы на душе так же было – чисто и светло.

До института я добралась без приключений. Быстро забежала, сдала куртку в гардеробную, и – бегом наверх.

– О, Лиза, доброе утро, а я уж думала, что ты опять прихворала, – с улыбкой приветствовала меня Зоя Павловна.

Она так тепло посмотрела, что мне захотелось броситься ей на грудь, чтобы получить утешение. Но, разумеется, я так делать не стала.

– Здравствуйте, Зоя Павловна. Немного задержалась, простите, – произнесла я и села за свободную парту.

Зоя Павловна кивнула, и, как ни в чем не бывало, начала урок.

Вот только когда все занятия закончились, она, окинув меня настороженным взглядом, попросила остаться.

Как и в прошлый раз, Зоя Павловна закрыла дверь. Села напротив. Вздохнула – так, что большая грудь, как на волнах, качнулась, и спросила:

– Лиза, дорогая, на тебе лица нет. Что случилось?

– Ничего, – я попыталась улыбнуться, но мои губы лишь дрогнули, – ничего такого.

– Рассказывай! – Зоя Павловна накрыла пухлой рукой мою ладонь. – А руки-то какие ледянющие! Что случилось? Говори, не мучай ни себя, ни меня! Ты знаешь, что дальше этого класса разговор не уйдет.

Я вздохнула. Зоя Павловна смерила меня задумчивым взглядом.

– Кто-то умер?

– Я, наверное, чуток умерла, – силясь не разреветься, прошептала я.

– Лиза, ты что, кто тебя обидел?

Зоя Павловна встала из-за стола и обняла меня за голову. Это стало последней каплей.

– Я, я одна во всем виновата… – разрыдалась я, и все, что бурлило внутри меня, хлынуло наружу.

Зоя Павловна с поразительной мудростью слушала меня. Лишних вопросов не задавала, но лицо её, как зеркало, отражало все те эмоции, что творились у неё в душе.

Я видела, что она понимала меня, и это было то, в чем я так нуждалась.

Не было у меня ни мамы, ни старшей сестры, ни мудрой бабушки, которой я могла бы поведать о боли.

Когда я закончила свой рассказ, то чувствовала себя так, словно вытрясла всю душу. Усталость и какая-то опустошенность охватили меня. Не было сил даже пошевелиться.

– Чего-то ты совсем заледенела. Погоди-ка, – Зоя Павловна взяла свою сумку. Порылась в ней и достала открытую плитку шоколада.

– На вот, поешь, – зашуршав фольгой, Зоя Павловна разломила шоколадку.

Я несмело взяла дольку и положила себе в рот. Сладко. Вкусно. Жаль только, что горечи это не убавляло…

– Ты, Лиза, с горяча не решай все, – тихо начала Зоя Павловна.

– Да я уже решила, – я сдавленно улыбнулась, – сказала, что не поеду с ним.

Зоя Павловна тоже взяла дольку и запихнула её себе в рот.

– Когда он уезжает?

– Сегодня, если еще не уехал, – я вздохнула. – Зоя Павловна, неужели всегда так?

– Как? – она внимательно посмотрела на меня.

– Так больно? – выдохнула я.

– Лиза, дорогая моя, – в глазах Зои Павловны стояли слезы, – когда любишь – всегда больно. Потому что сердце-то чувствует. И самую большую боль приносят те, кого мы больше всего на свете любим.

– Я не знаю, что мне делать. Я запуталась. И в квартире той больше жить не могу. А к отцу с бабушкой не вернусь.