Господин Л. легко договорился с шефом Смитом и забрал Никлауса с собой на презентацию.

Лёжа дома на кровати, Ник с наслаждением упивался воспоминаниями этого дня: раззадоренные люди, горящие любопытством к его рождающейся книге, одобряющий взгляд Мистера Л., интересные вопросы и море добрых пожеланий к работе. И пускай он сегодня выглядел не так уж и презентабельно, этого никто не замечал: все видели в Клаусе не потрёпанного официанта, подорвавшегося с работы, а талантливого человека. «Он всё это сделал для меня. Так просто. Ох уж это неприятное чувство, что я из-за этого теперь кому-то должен…»

***

Стояла последняя неделя ноября с её отвратительной погодой: морось, грязь, гнилая листва и влажный холод, пробирающей до дрожи. Клаус направлялся в офис издательства Мистера Л., наслаждаясь кристально чистым утренним воздухом и собственным новым состоянием – предвкушением новизны и успеха, ощущения своей нужности и значимости. Реализовывалась мечта молодого человека, и он нёсся к ней со всех ног каждый день. Даже Роберт Смит на работе иной раз стал помалкивать в тряпочку, потому что извечно будто находился под прицелом зелёных хищных глаз наставника своего официанта, он ощущал это подсознательно и иной раз не давал волю неистовой ярости, какая обычно овладевала им.

Не дойдя пары шагов до кабинета господина Л., Никлаус приостановился: дверь была чуть открыта, и в довольно широкой щели можно было наблюдать любопытную картину: Мистер Л. что-то серьёзно шептал на ухо коллеге, держа в одной руке документ, а другой бесстыдно шарил у девушки под юбкой. Ник не удержался от сдавленного смеха, потому что более всего его рассмешило серьёзное лицо Мистера Л., занятого между работой таким пикантным делом. Молодой человек тактично откашлялся и пару раз постучал.

– А, Никлаус, это вы! – ничуть не сконфузившись, крикнул Мистер Л. счастливым голосом, – входите, чего стоите там?

«Чего стоите? Хах, нет, он действительно любит издеваться надо мной!»

– В общем, ты поняла, что я требую, Мари? – медленно отпуская девушку, лениво протянул он и сладостно вздохнул, провожая взглядом коллегу, – и годовой отчёт мне на стол положи через пару часов! – крикнул он вдогонку.

– Экхм, ну, доброе утро! – желая пристыдить своего покровителя, театрально развёл руками Клаус.

– Да вы ранняя пташка!

– Хах, да уж не такая, как вы, – с явным сарказмом отпустил Клаус, усмехнувшись одними лишь глазами.

Господин Л. так громко, но на удивление добродушно засмеялся, что Клаус невольно улыбнулся.

– Потрясающий юноша! Никогда не пожалею, что связался с тобой.

– Я отредактировал все остальные главы, так по мелочам: правил ошибки, тавтологию и словообороты.

– Отлично, значит, ты готов?

– Я да, а остальное в вашей власти.

Клаус передал господину Л. свой чистовик с романом и повернулся лицом к стене с какой-то футуристической картиной неизвестного ему художника. «Никогда не понимал всех этих авангардов и прочей мути в искусстве: налеплено не пойми что – зато искусство! Что вы! Вот достану детские рисунки Кола с черно-бордовой мазнёй и также выставлю это искусством и шедевром – разницы никакой не будет…» Затем он перевёл взгляд на интерактивную белую доску, с какими-то линиями и диаграммами: «Бизнес-каляки-маляки – мне не понять. Для меня экономика с математикой – дикая глушь! Интересно, начертившие хоть сами-то понимают что-нибудь во всём этом?» – всё беседовал с собой юноша, блуждая по кабинету, пока его наставник пробегался глазами по его чистовику. Затем взгляд Клауса остановился на чёрно-белой картине над головой Мистера Л.: на ней в каких-то абстрактных линиях и приёмах была изображена часть женского тела – профиль плавного изгиба между животом и бедром. Клаус особо задержался на этой картине. В ушах он услышал слабые стоны, порывистые вздохи, какие можно услышать лишь при одном единственном занятии… В сознании Никлауса всплывала Кэролайн со взлохмаченными волосами и чертовской улыбкой на лице.

– Обожаю этого художника именно за то, что его работы всегда и у всех вызывают самые личные, самые откровенные воспоминания, – мягко сказал Мистер Л., выведя юношу из внезапного транса.

– А, эм… красивая картина! – буркнул Клаус, засунув руки в карманы брюк, и своим смущённым видом вызвал улыбку у собеседника.

– И кто эта чертовка: страстная одержимость? Мимолётное увлечение или первая любовь?

– Это вас не касается.

– Значит настоящая любовь. А всего остального я касался и не раз, причём с огромным удовольствием, – он нагловато скривил брови.

– Вы не бывали влюблены? – с истинным удивлением изрёк Клаус.

– Я не это имел в виду.

– А что тогда?

– Тебя это не касается, – передразнил он своего подопечного.

– Вот и славно, – улыбнулся Ник.

– Нам обоим необходима встряска, – сказал Мистер Л. после минутного молчания. – Я просто обожаю одно заведение здесь неподалёку и надеюсь, ты составишь мне сегодня вечером компанию.

– Что за «одно заведение» такое? – полюбопытствовал Никлаус, резко повернувшись к окну и приоткрыв рот, уставившись на проезжую часть.

– О, заведение весьма интересное! – ответил господин Л. довольным тоном.

***

А заведением этим был банально стриптиз-клуб, но, разумеется, очень элитный и дорогой, на какой мог позариться такой, как наставник Клауса.

Молодой человек для себя уже составил общую картину Мистера Л.: он рисовался ему эдаким пофигистом, сластолюбцем, властным, остроумным трудоголиком, заботящимся при этом о своём здоровье, который плюёт на все остальные жизненные ценности и ничуть от этого не страдает. С виду так оно и было. Он даже часто казался юноше не человеком, а предметом, хотя и весьма необычным и интересным, потому что Клаус никак не мог представить, что у этого мужчины может быть семья, какие-то увлечения и страсти. Он не мог представить Мистера Л. грустным, отчаявшимся или гневным: на виду была лишь усмешливая маска (конечно, очень многогранная, но всё же только усмешливая), предпринимательский лоск и чудаковато-импозантные замашки и жесты.