— Добавить, йомфру Бьяднхейдюр?

— Нет, спасибо.

— …напившись, дерется. Это я-то дерусь! В жизни не слыхал такой чуши!

— Ты не всегда помнишь, что делаешь, когда выпьешь, милый мой, — говорит супруга и берет желтый сахар. — Йомфру Бьяднхейдюр, молока?

— Спасибо. — Девица отводит взгляд.

— Помню там или не помню. Все равно это вранье, как и то, что там насчет йомфру Бьяднхейдюр понаписано!

— А что же, интересно? — спрашивает хозяйка дома и с ложечкой у рта косится на девицу, залившуюся краской.

— Да уж написано кое-что, — отвечает Сигюрдюр, с шумом всасывая суп. — А кровяной колбаски у нас нет?

— К сожалению, милый. Кончилась.

— Ладно. — Сигюрдюр продолжает шумно хлебать.

— Есть ливерная. Хочешь?

— Нет. Там и про тебя говорится, — продолжает он и смотрит на жену. — И, надо сказать, написано все как есть. Вот такие дела. Хочу вас предупредить: на следующей неделе эта книжка попадет к здешней публике.

— Понятно, — равнодушно отвечает хозяйка. — Мне хотелось бы, милый, полистать ее. Где она у тебя?

— На работе. — Сигюрдюр стучит ложкой по тарелке. — Там и останется.

— Почему? — спрашивает супруга, глядя в глаза мужу.

— Ни к чему она здесь. И в библиотеку тоже не попадет.

— Ясно, — кивает хозяйка. — Ты, кажется, говорил, что пригласил автора сюда на работу. В библиотеку, не так ли?

— Это была ошибка, — признается Сигюрдюр и встает. — Когда я приглашал его, я не знал о книжке.

— Вот оно что. — Хозяйка пытается зевком скрыть улыбку. — И что ты собираешься делать?

— Что делать? А что тут сделаешь? — отвечает Сигюрдюр Сигюрдарсон, удаляясь от стола и поглаживая живот. — Дело сделано, придется расхлебывать. Да, между прочим, ужинать дома не буду. Дуна приготовит мне что-нибудь перекусить. У меня совещание в городе.

— Хорошо. Делай, милый, как тебе удобнее, — говорит кухарка. — А ты, йомфру Бьяднхейдюр, ты как, придешь ужинать?

— Я-то? — переспрашивает девица, возвращаясь к действительности. — Нет, едва ли. — Она встает. — Спасибо.

— На здоровье. — Хозяйка изображает подобие улыбки. — А кофе? — вспомнив, спрашивает она. — Кофе пить придете?

— Нет, — уже в дверях отвечает Сигюрдюр. — Я нет. Скорее всего, вернусь поздно.

— Хорошо, милый. — Хозяйка переводит взгляд на девицу, направляющуюся к себе на первый этаж. Та качает головой. Хозяйка остается одна.

Разговор по телефону.

Принимаются за работу бытовые приборы в образе безликой хозяйки дома: на кухне машина моет посуду, в комнатах и коридорах жужжит пылесос, тряпка стирает пыль со статуэток и безделушек.

— Ей-богу, сущая правда, — сказал разделочник и всадил нож в стол. — Вряд ли она фригидна, баба эта. Ну, давайте кофе пить.

— Значит, по-твоему, Страус с ней это сделал? — спросил подросток, выдирая внутренности из последней перед перерывом на кофе рыбины.

— Уж как пить дать, милый ты мой, — вступил в разговор засольщик и сдернул через голову передник. — И не раз, и не два. Бабники они жуткие, многие из этих конторщиков, вот что я тебе скажу.

— Мало ли что пишут, не всему, молодой человек, надо верить, я так считаю, — возразил третий разделочник, воткнув нож в ящик с рыбой. — На Сигюрдюра немало напраслины возвели, и вот, пожалуйте, еще одна небылица.

— Это ж кем надо быть, чтобы сочинить такое, — проговорил подросток, направляясь в комнату, где пьют кофе. — Что Оулицейский… и что Преподобие… и что Страусова жена… и что… и что Уна…

— Язык у тебя, парень, без костей, — подал голос третий разделочник. — Ты бы прислушался к моим словам: все это вранье и чушь собачья. Не знаю я жены Сигюрдюра, но его-то знаю, и притом с очень хорошей стороны, вот что я тебе скажу. У таких людей непорядочных жен не бывает.

— Все-то ты знаешь! — воскликнул первый разделочник. — А жена заведующего сберкассой разве не бросалась на всех мужиков подряд? А брата пасторова разве не отправили в Рейкьявик за то, что он тут у нас в старых конюшнях баловался?

— Ну, было, — неохотно согласился третий разделочник, наливая кофе в крышку от термоса. — Однако…

— Какие тут, к чертовой матери, «однако», — возразил первый разделочник. — Сущая все это правда, что об этих сволочах говорят.

— Да и придумывать ничего не надо, вот что я тебе скажу, — снова заговорил засольщик и сунул в рот сладкую оладью. — Я всю жизнь прожил в Городе и, доложу тебе, много чего слышал и повидал. Подумаешь, Страус с девицей развлекается. Это что еще. Вот, к примеру, очень темная история — смерть Йоуна, брата Йоуи На Деревяшках. И его жены. Ну, ясное дело, много тогда разговоров шло, приятель, и я бы не сказал, что все сплошь вранье. И не сказал бы, что история красивая.