– Ей-богу!
– воскликнул сэр Фредерик.
– Хорошенькая будет шутка, если на дороге сегодня мы встретим Задиру!

Альф Стивенс насторожился:

– Кто он такой, сэр?

– Этот вопрос задают все. Некоторые утверждают, что видели собственными глазами, другие говорят, что это сказки, но похоже все-таки, что он существует и что кулаки у него на редкость крепкие и оставляют после себя очень заметные следы.

– И где же он живет?

– Около этой вот дороги. Между Финчли и Эльстри, как говорят. Вообще, их двое, и они выходят по ночам в полнолуние и предлагают путникам драться по-старинному. Один дерется, другой поднимает с земли упавшего. Ну а уж дерется первый!.. Случалось, находят утром какого-нибудь беднягу, а у того лицо в лепешку - так над ним поработал Задира.

Альф Стивенс оживился:

– Мне, сэр, всегда хотелось попробовать себя в схватке по-старинному, но не было случая. Пожалуй, это для меня лучше, чем перчатки.

– Значит, ты не боишься драться с Задирой?

– Боюсь? Да я бы десять миль прошел только ради того, чтобы с ним встретиться!

– Вот было бы здорово!
– воскликнул сэр Фредерик.
– Ну что ж, сегодня как раз полнолуние, и к проезжающим он выходит вроде бы где-то здесь.

– Если он таков, как вы говорите, - сказал Стивенс, - быть не может, чтобы боксеры его не знали, разве что он просто любитель и занимается этим только ради развлечения.

– Кое-кто полагает, что он конюх или, может быть, жокей из беговых конюшен недалеко отсюда. А где лошади, там и бокс. Если верить тому, что рассказывают, в парке, через который мы сейчас проезжаем, и в самом деле случается что-то непонятное, жуткое... эй. Осторожней, черт тебя побери!

От удивления и гнева голос у баронета сорвался и стал пронзительным. Там, где они в эту минуту ехали, дорога ныряет круто вниз, в затененную густыми деревьями ложбину, и ночью будто бы въезжаешь в туннель. Внизу, где уклон кончается, стоят по сторонам дороги два больших каменных столба, на которых днем видны пятна лишайника и ржавчины, а также геральдические эмблемы, настолько пострадавшие от времени, что кажутся теперь просто неровностями камня. Красивые чугунные ворота, косо повисшие на ржавых петлях, свидетельствуют одновременно и о былом процветании, и о нынешнем упадке старой усадьбы Броукасов, которая находится в конце заросшей сорняками аллеи. И именно из этих старинных ворот и выскочила на середину дороги энергичная фигура и ловко схватила под уздцы лошадей, и те встали на дыбы, упираясь

– Роу, подержи лошаденок, ладно?
– обернувшись, прокричал человек резким голосом.
– Хочу перемолвиться словечком с этим вот расфуфыренным господинчиком, пока он еще не улепетнул.

Из тени вышел еще человек и молча взялся за уздечки. Этот был приземист, широк в плечах и одет в какой-то чудной коричневый плащ до колен с несколькими пелеринами, а обут - в ботинки и гетры. На голове ничего не было, и когда свет боковых фонарей двуколки упал на этого человека, стало видно угрюмое красное лицо - толстая нижняя губа, подбородок чисто выбрит, шея высоко обмотана черным шарфом. Когда он взял уздечки у своего более подвижного компаньона, тот во мгновение ока оказался у двуколки и положил мосластую руку на ее крыло, а его свирепые голубые глазки впились в путников; собственное его лицо было теперь ярко освещено и доступно обозрению. Шляпа была низко надвинута, но хотя на лицо падала тень, баронет и боксер отпрянули, ибо лицо было злобное, неумолимо жестокое, страшное, нос приплюснутый, и грубые черты этого лица выдавали натуру, которая не ждет от других пощады и не пощадит никого сама. Что до его возраста, то тут с уверенностью можно было сказать одно: человек, у которого такое лицо, еще не стар, однако уже успел испытать на себе все зло жизни. Холодные, свирепые глазки не спеша оглядели сначала баронета, а потом молодого человека с ним рядом.

– Точно, Роу, это расфуфыренный господинчик, как я тебе и говорил, бросил незнакомец через плечо своему дружку.
– Но другой парень, пожалуй, годится. Ему бы в самый раз быть боксером. Так или этак, мы-то уж узнаем, на что он способен.

– Эй ты, как там тебя зовут, - сказал баронет, - ты чертовски нагл! Еще немного, и ты получишь хлыстом по физиономии!

– Поосторожней, хозяин! Считай, что я этого не слышал.

– Зато я слышал о тебе и о твоих замашках!
– заорал разозленный офицер. Я покажу тебе, как останавливать моих лошадей на королевской большой дороге! Ты в этот раз ошибся, мой друг, в чем скоро и убедишься.

– Поглядим, - отозвался незнакомец.
– Кто его знает, хозяин, может, мы все убедимся в чем-нибудь до того, как расстанемся, а пока придется одному из вас выйти и показать, умеет ли он работать кулаками, а то дальше не поедете.

В один миг Стивенс выпрыгнул из экипажа на дорогу.

– Если тебе так хочется подраться, тебе просто повезло, - сказал он, - я зарабатываю боксом себе на жизнь, так что не говори потом, что тебя не предупредили.

– Разрази меня гром!
– радостно завопил незнакомец.
– Да он и впрямь боксер, Джо, как я и думал! Наконец не какая-то размазня, а что-то настоящее. Вот, парень, ты и встретил того, кто тебя одолеет. Ты никогда не слыхал, что говорил мне лорд Лонгмор? "Обычному человеку тебя не побить, для этого нужен специально сделанный!" Вот что говорил лорд Лонгмор. Так-то вот!

– Это было до того, как появился Бык, - проворчал, впервые нарушив молчание, человек, державший лошадей.

– Хватит меня дразнить, Джо! Еще раз я услышу о Быке, и мы с тобой рассоримся. Бык меня побил однажды, но посмотрим, управится ли он со мной, если мы еще когда-нибудь встретимся. Ну, а ты, парень, что обо мне думаешь?

– Думаю, что наглости у вас предостаточно.

– Наглости? А что это такое, наглость?

– Бесстыдство, бахвальство, хвастовство - вот что.

Слово "хвастовство" подействовало на незнакомца удивительным образом. Он шлепнул себя по ляжке и разразился тонким, похожим на жеребячье ржание смехом, а следом за ним рассмеялся и его угрюмый приятель

– Лучше не скажешь, дорогуша, - проговорил этот последний.
– Хвастун слово самое для него подходящее. Что ж, луна светит, но как бы ее не затянуло облаками. Давайте-ка начинайте, пока светло.

Баронет между тем все с большим изумлением разглядывал одежду незнакомца, остановившего лошадей. Многое в ней подтверждало, что незнакомец имеет отношение к лошадям, хотя даже в этом случае одет он был очень старомодно и странно. На голове у него красовалась когда-то белая, а теперь пожелтевшая касторовая, с длинным ворсом шляпа вроде тех, что носят некоторые кучера запряженных четверкой экипажей: тулья в виде колокола, а поля загнуты. Пуговицы на его фраке табачного цвета, с короткой талией, были стальные. Спереди, где фрак не закрывал грудь, виднелся полосатый шелковый жилет, ниже кожаные бриджи, а потом синие чулки и туфли. Вся его угловатая фигура излучала силу. Этот Задира из усадьбы Броукасов был явно личность незаурядная, а у молодого драгунского офицера вырвался смешок, когда он подумал, какую славную историю он будет рассказывать в офицерской столовой об этой чудной фигуре в одежде давних времен и о тумаках, которые тому достанутся от лондонского боксера.