Шрифт:
– Дьявол могущ и умеет совратить даже благочестивые души… – спокойно сказал Балдуин.
– Возможно… Но вслед за де Бофором арестовали почти весь городской магистрат. Жизнь в городе замерла: горожане боялись и носа высунуть. Аррас объезжали стороной, как зачумленный! И все эти страсти свалились на город благодаря показаниям одной распутной девки и одного аббата, стукнутого еще в детстве по голове. Чтобы скончаться в своей постели, дядюшке Бофору пришлось отдать все свое состояние. Поубавились денежки и в кошельках остальных. Так может, все их преступление было только в их богатстве? – шевалье Филлипп поигрывал столовым ножичком и, нехорошо усмехаясь, смотрел на монаха.
– Не нам судить деяния Господа и слуг его! И пусть пострадают десять невинных, но не уйдет от кары один виноватый, ибо от рождения страдание – удел наш земной! – пошел пятнами Балдуин, с ненавистью глядя на шевалье.
Тот бросил ножичек на скатерть и небрежно заметил:
– Конечно, конечно, но дядюшка заплатил восемь тысяч ливров штрафа и четыре тысячи ливров персонально герцогу Филлиппу Доброму, который держал руку на пульсе этого процесса. А процесс вышел, кстати, вышел преинтереснейший! Дело вели инквизитор брат Жан и юрист Жак Дюбуа – я это знаю, потому что с детства питаю слабость к запоминанию имен и фамилий. Многие заключенные добровольно признали свою вину, но потом случился небольшой конфуз: когда грешников приговорили к смертной казни, они в один голос кричали, что вышеупомянутые господа обещали им полное прощение в обмен на признание вины. Их, разумеется, сожгли… господин юрист не приходится Вам родственником?
Балдуин Дюбуа резко встал и, с грохотом отодвинув кресло, звенящим голосом сказал:
– Госпожа Жанна, я прощаю этого человека, потому что он не ведает, к т о сейчас говорит его устами, но я покидаю Ваш дом, ибо в моем лице оскорбляют Святую Инквизицию!
Гости оцепенело замерли.
Жанна, испуганно моргая, хотела что-то сказать, но монашек уже развернулся и с каменным лицом пошел к выходу.
Шевалье Филлипп улыбнулся дамам, опять взял ножичек и, спирально срезая кожуру с груши, заметил в пространство:
– Не всем правда по вкусу…
Балдуин никак на это не отреагировал и исчез за дверью.
После такого скандала разговор как-то не клеился, и гости быстро разъехались.
От переживаний у Жанны разболелась голова.
Выпроводив последними Франсуазу и шевалье Филлиппа (мысленно желая последнему шлепнуться по дороге в грязь с головой), она поднялась к себе в спальню и села в кресло у горящего камина.
Жаккетта осторожно разбирала ее прическу, вынимая шпильки и гребни, а затем принялась легонько массировать голову, прогоняя боль.
«Ну вот, все насмарку!» – думала Жанна, откинувшись на спинку и прикрыв глаза. – «Про баронессу узнать не удалось, два придурка именно здесь сцепились насмерть. Вот подлец, этот Филлипп! Нашел место, где правду резать! Такое застолье испортил! Что он, что Жан – одного поля ягоды. Поэтому и дружки! Надо к нему на пирушку попасть и тоже какую-нибудь гадость сделать! В может, и к лучшему все? Теперь оскорбленный Балдуин не будет хоть своими визитами тоску наводить…»
Из зала пришла Аньес и принесла забытую кем-то книгу.
– А-а… Это миссал [46] господина Дюбуа! – глянув на нее, сказала Жанна. – Жаккетта, отнеси ему завтра!
Угли потрескивали, рождая волну тепла.
Боль прошла, и Жанна задремала прямо в кресле. Ей очень не хотелось идти в пустую кровать. Так и представилось, что появляется Марин, берет ее на руки, относит на постель и ночь отступает…
ГЛАВА VIII
Жаккетта, держа под плащом завернутый в чистую тряпочку молитвенник Балдуина, нерешительно топталось у входа в палаты инквизиции.
46
Миссал – книга, содержащая тексты для проведения массы, а также песнопения, благословения, молитвы на все дни года. Вообще-то, полный миссал – книга толстая и тяжелая. И носить ее с собой на светский прием для Балдуина не было никакой необходимости. Потому что уже с десятого века нашей эры помимо полного миссала стали делать сборники специальных текстов для песнопения, чтения, благословений. Со стороны Балдуина появление в обществе с этой книгой – чистейшей воды пижонство!
Добровольно идти туда страсть как не хотелось…
Помаявшись с полчаса, она, наконец, собралась с духом и толкнула дверь.
– Ты куда? – спросил ее скучающий караульный.
– Мне к господину Дюбуа… – робко сказала Жаккетта.
– За углом первая дверь по эту сторону, – махнул рукой солдат и потерял к посетительнице всякий интерес.
Стараясь не топать, Жаккетта дошла до указанной двери и заглянула вовнутрь.
Лысый монах в такой же, как у Балдуина, сутане сидел за столом и листал какую-то папку.
– Что тебе надо, дочь моя? – удивился он.
– Мне господину Дюбуа книгу передать… – жалобно протянула Жаккетта.
– Оставь здесь, он заберет – указал на стол доминиканец.
– Не могу, мне самому ему передать надо, госпожа приказала!.. – еще жалобней сказала Жаккетта, по-прежнему не входя в комнату.
– Ну что же, воля твоя! – усмехнулся монах. – Он в подвале. Пойдешь прямо и упрешься в ступеньки. Спустишься по ним. Внизу скажешь караульным, они тебя пропустят.