Немного отлегло: все-таки не ослеп!

Экран уведомил, что время сейчас 12:15, дата 01.01.2001 года, симка не вставлена и, соответственно, никакой сети нет. Но батарея заряжена под завязку.

Зачем мне этот телефон?

Фонарик на этом динозавре не предусматривался, и я посветил вокруг экраном, который то и дело норовил погаснуть. В двух шагах была стена — бетонная, ноздреватая, сто лет назад выкрашенная синей краской, которая во многих местах облупилась. Кое-где торчали гвозди, на которых раньше что-то висело. Ни одного окна.

Потолки были низкими, с них свисала паутина, в которой висели мертвые высохшие пауки. Жрать, видать, здесь нечего, вот и сдохли…

Помещение, где я очнулся, было продолговатым, тесным, пустым, без окон, с одной-единственной открытой дверью, ведущей куда-то дальше во тьму.

Я ощупал другие карманы — пусто. Снова уткнулся в экран, прислушиваясь к малейшим шорохам. В фоновом режиме работал таймер. Я и не заметил с первого взгляда…

00:51:42… 00:51:41… 00:51:40…

Секунды шустро отсчитывали время назад.

И что произойдет, когда отсчет кончится? Телефон взорвется? Или взорвется бомба, заложенная где-то поблизости?

Как бы то ни было, следовало поторопиться и поискать выход.

Быстро вышел из помещения. Оказался в длинном коридоре со множеством дверей по обе стороны. Наугад двинулся направо, подсвечивая ужасно слабым синеватым светом экрана мобильника. Коридор выглядел не лучше помещения, где я очнулся: клоки пыльной паутины, облупленные стены, выкрашенные когда-то очень давно. С потолка свисают провода, торчат дроссели от люминесцентных ламп; самих ламп нет. Кое-где висели портреты — тоже на вид очень древние. Я подсветил парочку — черно-белые фотографии каких-то мужиков с волевыми подбородками и старомодными прическами. Наткнулся и на знакомую личность — Ленин. Я что, в советском бомбоубежище? И насколько оно может быть большим?

Где-то слышал, что при Совке во времена холодной войны понастроили бомбоубежищ видимо-невидимо. Ждали третью мировую. Когда Совок развалился, на бoльшую часть бомбоубежищ забили. Тупо забросили. А потом и забыли. Объекты-то засекреченные и нафиг никому не нужны.

Я дотопал до того места, где коридор упирался в другой коридор, перпендикулярный первому. Так… А я ведь долго могу так плутать…

Заработали извилины. Судя по тому, как быстро я приходил в себя, отравили меня несильно, а, стало быть, ненадолго. За короткое время далеко бы меня не отнесли. Значит, выход недалеко. Знать бы, где…

Если бомба — или несколько бомб — заложена в несущие стены этих катакомб, то взрыв похоронит меня вместе со всеми этими портретами забытых вождей. Неприятная будет смерть… Хотя бывает ли приятная?

Посветил на пол — не видно ли следов? Нет, на шершавом цементном полу ни черта не видно. Повертел головой, подставляя темноте коридора то одну щеку, то другую. Сквозняк не чувствовался.

Повернул на сей раз налево. Через десяток шагов путь перегородил большой стол, выглядевший так, словно его вышвырнули с пятого этажа. Я остановился. Если здесь преграда, то вряд ли меня несли этой дорогой, верно? А может ли быть, что стол поставили позже, для отвода глаз? Чтобы меня запутать?

Эй, а зачем меня вообще путать? Чтобы я не успел найти выход и сдох здесь? Но если б меня хотели завалить, сделали бы это спокойно и без напряга еще в автодоме. Следовательно, Неведомой Боксерше от меня нужно что-то другое.

Что?

Чтобы я помучился, понервничал, бегая по темным коридорам? Если ее цель — помучить меня, то есть множество гораздо более действенных способов. Человечество в этом плане много чего понаизобретало за всю историю.

Непонятно.

Зато из-за этих размышлений я перестал спешить и нервничать. Да начихать, подумалось мне. Совсем недавно я собирался сдохнуть, так зачем сейчас-то волноваться?

Я передумал возвращаться, протиснулся между столом и одной из стен и зашагал дальше.

В эту секунду заметил впереди, в темноте, мелькнувший светлый силуэт и легкий шорох ног. Не думая, бросился за силуэтом, увидел дверь, заскочил в помещение, которое было больше того, где я пришел в себя. Скорее всего, это был пищеблок: кафельные стены, два длинных стола, скамейки, дальше вроде бы перегородка, за которой должна быть кухня.

Зрение уже приспособилось к жалкому освещению, и я сразу заметил, что кто-то невысокий застыл в углу, возле щита с переключателями.

— Эй! Я тебя вижу. Ты кто?

Силуэт дернулся, и я быстро подошел к нему. Страха почти не было, только болезненное возбуждение. Я посветил прямо в лицо человеку, и оказалось, что это ребенок — пацан лет восьми с соломенными волосами, бледным лицом и в светлой рубашке.

— Я — Кирилл, — тихим сдавленным голосом сказал пацан.

— Ты что здесь делаешь?

Кирилл говорил путано, сбиваясь и заикаясь, но вскоре стало понятно, что он сам очнулся здесь недавно, здорово перетрусил, кричал, но никто не отзывался, тогда он наощупь пошел по коридору, пока впереди не появился слабый свет моей мобилы. Он решил спрятаться на всякий случай, но когда услышал обычный человеческий голос, немного успокоился.