В напрасных хлопотах проходили дни. Романов сон потерял. Боярыня Ксения заподозрила неладное, подумала, что опять утешения ищет на чужбине. Знала она за ним сей любовный грех. Увещевать стала:

— Батюшка боярин, образумься. Не прибавляй мне страданий. Младший-то наш сынок на ладан дышит. Совсем здоровьицем слабенек, кровиночка наша поздняя, — со слезами на глазах говорила Ксения.

— Боярыня-матушка, сынка вылечим, лекарей царских позову. А ты живи своими заботами. Не мне идти по твоей дороге.

В рождественские праздники Фёдор с отчаяния снова помчался к Сильвестру. А на самом деле не к нему, к Катерине. Лютая обида на ведунью у него уже схлынула, а страсть за горло взяла. Никогда такого с ним не бывало, даже в первые годы супружества с костромичкой Ксюшей, басоты отменной.

Примчал Фёдор в Успенское, из тапкана зверем выскочил, холопам бросил: «Позову, бегите!» Да к избе ринулся, двери кулаком распахивал. Влетел и крикнул: «Эй, где ты!» — и осёкся. Видит, у подтопка старик сидит, огонь на рыжей бороде играет. У ног ворона щепки клювом на растопку колет.

— А где Сильвестр? — спросил Фёдор, переведя дыхание.

— По крышам гуляет, подружку ищет. А ты, боярин Фёдор, поспешай-возвращайся в палаты — пожар тушить. — И к дверям повернул.

— Погодь! Погодь! Я те не чурбан, ворочаешь! Какой пожар?

— Свечу с огнём оставил в опочивальне. Мышка пришла, подтачивать собирается. И подточит. Свеча на персидский келим упадёт — вот и пожар!..

— Да по делу я к Сильвестру, вражья ты сила!

— Забудь своё дело, боярин, богомерзкое оно. И нет такой силы даже у Сильвестра, како помешать Иову на престол взойти. Иди, иди, боярин, пожар вот-вот зачнётся.

Плюнул Фёдор под ноги, да плевок обратно ему вернулся. А перед Фёдором не старик, Сильвестр во весь рост стоит, красивый такой, улыбчивый рыжий мужик. Смеётся.

— Поспешай, боярин.

Выскочил Фёдор из избы, бросился в тапкан и велел гнать лошадь. Гнал до самой Варварки. В палаты влетел. Там переполох, слуги с вёдрами бегают. Вбежал Фёдор в свою опочивальню — дышать нечем от дыма. Ковёр персидский почти весь в середине выгорел.

— Эко сатанинская сила погибох учинить вздумала, — выругался боярин и послал Сильвестру проклятье вместо благодарности.

Русь праздновала Рождество Христово. Да как! После рождественских коляд и первого сочельника, после святого вечера, когда не ели до первой звёзды, да столам ноги по избам, по палатам спутывали, чтобы скот не бегал, и кур не кормили, чтобы огороды не топтали, да сожгли на ночь навоз среди двора, чтоб родители и прародители на том свете согрелись, — тут и святки начались. То-то знатно по всем городам и весям Христа начали славить. Бегут, бегут по улицам мальчишки, по избам, по хатам разбегаются, в палатах появляются. Встанут у порога и славят:

— Я маленький хлопчик, принёс Богу снопчик, Христа величаю, а вас с праздником поздравляю.

Гостинцы ждут. И одаривают.

Тут бабы каши варят, колбасы набивают, пироги пекут. Мужики свинку да боровка режут для Васильева вечерка. Ой, вечер! Да таких-то вечеров нигде, как на Руси, нет. Девки да парни ряжеными ходят. Вырядились: то медведь, то сорока, то Ярило, то Перун. Всех и не перечислишь. Да с гор катаются все. Темно стало. Ведьмы месяц украли. Пора на гаданье бежать. И узнали уже многое: ночь тёмная — молочными коровы пойдут. Славит, славит Русь Христа, ходит, кружит по улицам с вертепами и со звездой. Да работы в сочельник боится. Не приведи Бог за работу сесть! Коли лапти плести на рождество, то сын родится кривой, а шить почнёшь — уродится слепой. Да и гнутой работы не делают, а то приплода скота не будет.

Священники, попы и все иерархи церкви в эти дни возле народа. Благословляют его, благ всяческих желают, беды молитвами отводят, все десять заповедей Христовых велят помнить. А и то сказать, что в Рождество Христово изо всех углов Русь языческая на свет возвращается. И обнимаются, и милуются обычаи христианские и языческие. Коляда нарождается накануне Рождества. А кому вдомёк, что Коляда — языческая богиня. «Ехала Коляда в малёваном возочку, на вороненьком конёчку». А хорошо, так и смешалось, народу полюбилось. Да и сами священнослужители, причислив Коляду к сонму языческих богов, закрыли потом глаза на то, что и в христианский праздник Коляда твёрдо вошла — народом любимая.

К концу Рождества все устали от праздника, все упились, уелись, утешились веселием. И за работу пора.

Так и случилось, что сразу после Рождества царь Фёдор ещё раз встретился с патриархом Иеремией. И никто их беседе не мешал, потому что Иеремия по-русски говорил теперь сносно. И московская знать могла лишь догадываться, о чём говорили-беседовали русский царь и византийский патриарх.

Вскоре же после этой встречи, царь Фёдор уведомил Бориса Годунова, что на ближайшем Соборе скажет, кому быть патриархом на Руси. Царь только Борису сказал, а в тот же день вся Москва знала, будто с колокольни Благовещенского собора всех обзвонили. И ждали пятницу с великим нетерпением. За полгода споров-раздоров утихомирились, о Дионисии все и думать позабыли, со смирением пришли думные бояре, царю виновато в глаза смотрели: прости, царь-батюшка, сглуму сошли летось.