Потолкавшись в толпе, я захожу в случайную палатку. Тут чуть потише. На прилавках также разложены непонятные штуки, отдаленно напоминающие окаменелости. Я подхожу к ним, разглядываю. Затем краем зрения замечаю, что продавец с пузом тоже меня разглядывает.

— Что вы продаете? — подняв глаза, прямо спрашиваю я, чтобы не тратить ни его, ни свое время.

— Все, что видите, то и продаю, — лениво отвечает продавец, и по его обвисшей морде так и видно, что ему со мной общаться в падлу. Ну, это, полагаю, до первого звона монет. Это я уже понял, пока по базару гулял.

— Ты меня не понял, дядь, — говорю, — в смысле, что это за штуки у тебя лежат? Никогда подобного не видал.

— Из-за стен рейнджеры притащили. Там этого барахла навалом.

Из-за стен, значит? А что там такого за стенами этими? Так я продавца и спрашиваю, однако он нахмуривает пышнющие, как гусеницы, брови и бурчит:

— Покупать будешь?

— Да я просто смотрю. Можно же?

— Всем просто смотрящим дорога в музей, — говорит, павлин важный. — На базаре покупать надо.

Были бы у меня деньги еще, чтобы покупать. Знал бы я еще, что, собственно, покупаю!.. Ну и разглядываю я, значит, товары дальше, и глаза в какой-то момент цепляются за штуку на краю прилавка, самую крупную из всех. Она напоминает диковинный механизм с множеством сплетающихся между собой трубочек; почему-то мне кажется, что если в трубочки подуть, то они издадут мелодичный звук.

— Слушай, дядь, — говорю, — а что это у тебя лежит?

— Мне откуда знать? — невозмутимо отвечает он вопросом на вопрос.

— Ну ты же, типа, продавец. Должен знать, что продаешь.

— У нас в Изнанке все наоборот.

— О.

Это у них, надо понимать, универсальный ответ на любые случаи жизни, и услышу я его еще не раз.

— Дядь, у меня вот еще вопрос: где у вас можно по-быстрому заработать денежек?

Продавец задумчиво чешет плохо выбритый подбородок, а затем изрекает:

— Напросись к кому-нибудь в экспедицию. Люди всегда нужны.

— А сколько за это можно получить?

— Достаточно… если повезет. Найдешь какую-нибудь реликвию или артефакт, приноси мне, я заплачу.

— Ништяк! Спасибо, дядь. Я бы купил у тебя что-нить, чесслово, да только денег нема совсем.

— Я и так уже понял.

Выскакиваю из палатки, и на меня снова нахлынивает волна базарных звуков. На этот раз к общей какофонии я прибавляю свой голос; кричу: «Хочу в экспедицию! Возьмите в экспедицию!» Приходится надрывать глотку, чтобы голос не утонул среди сотни, если не тысячи, других.

Зову я, в общем, зову, да никто не откликается. Начинаю понимать, что это бесполезно, хочу уже прекратить, тем более что горло совсем офигело, как вдруг передо мной появляются два бугая: один весь из себя такой мощный, костюм на нем того гляди лопнет от мускулов, а у второго вся морда в шрамах.

Тот, что со шрамами, значит, и спрашивает меня:

— Ты в экспедицию хочешь?

— Ага! — с готовностью киваю я. — А в чем суть, собственно?

— Суть простая: идем туда, куда еще никто не ходил, хапаем столько, сколько сможем унести, и быстренько возвращаемся обратно, пока не наступила ночь.

— Звучит просто.

— Так оно и есть, — ухмыляется гора мускулов. — Ты, кстати, что умеешь, парень?

Что умею? Хороший вопрос. Заставляет меня замешкаться.

— Честно, — говорю, — так сходу и не могу сказать. Но я быстро учусь! Обещаю, я вас не подведу.

Бугаи шушукаются. О чем они шушукаются, мне не слышно, однако оба они в какой-то момент зыркают на сумку, которая висит у меня через плечо. Я решаю, что нет смысла отнекиваться.

— Верняк, — говорю, — я только что приехал сюда. Я полный профан.

— Да ведь так даже лучше, — громыхает гора мускулов басом. — Ты как чистый лист бумаги.

— Ох уж этот неумолимый дух авантюризма! — смеется бугай со шрамами. — Навевает воспоминания, сам когда-то был таким же… — Он глядит на товарища: — Берем?

— Берем! — уверенно отвечает ему тот. — Сам, тем более, напросился, никто ничего и не скажет…

— Кстати, а что там за стенами-то? — спрашиваю я. — Почему все про них талдычат?

— За стенами непаханое поле возможностей для обогащения, — отвечает бугай со шрамом. — При должной сноровке… и удаче. Но тебе не о чем беспокоиться, мы тебя всему научим.

— Отлично! Когда отправляемся?

— Завтра. Приходи к главным воротам.

Нормально, думаю. До завтра доживу как-нибудь. А там дальше, надеюсь, проблема с деньгами и жильем сама собой рассосется.

— Заметано!

Едва это слово слетает с моих губ, мир перед глазами вздрагивает. Жгучая боль охватывает затылок, и я вдруг понимаю: кто-то отвесил мне знатную оплеуху. Рассерженный, я тут же оборачиваюсь и вижу рядом непонятного хмыря в длинном черном плаще; я, значит, смотрю на него, и он смотрит на меня, как ворон — на людей: свысока и с каким-то даже отвращением в глазах.